Мы Вконтакте Мы в Facebook

Мы обнаружили, что вы используете Adblock. Мы знаем, как для вас важно иметь беспрепятственный доступ к знаниям - поэтому ради поддержания сайта мы оставляем только ненавязчивую рекламу. Пожалуйста, отнеситесь к этому с пониманием.

Как отключить: Инструкция

Описание к картинке

Меню

Рубрика Анализ произведения

СТАТЬЯНедетский писатель Рыбаков и его детская книга

Анатолий Рыбаков как прозаик был достаточно плодовит, и одним из героев, порожденных творческой фантазией замечательного беллетриста, был Крош (или Серёжа Крашенинников), подросток, видевший лишь оттепель и никаких заморозков, но провозглашающий истины, которые выстрадали люди, хлебнувшие прелестей сталинизма, “заморозков” и идеологической духоты.

Удивительно представлять, какое впечатление могут произвести детские и подростковые книги советской эпохи, где устами детей порой утверждались идеалы революции и Гражданской войны, где поэзия коллективного труда открывалась восьмиклассникам на производственной практике, а самый противный мальчишка в книге был не просто противным, а еще конъюнктурщиком и демагогом. Что дети, рожденные после 2000-х, поймут в этих книгах, заинтересуют ли они их или покажутся пустым вздором?

Анатолий Рыбаков, советский писатель, известен нам скорее как автор эпопеи “Дети Арбата” (давая такое жанровое определение, я имею в виду всю тетралогию: Дети Арбата (1982), Тридцать пятый и другие годы (Страх), книга первая (1988), Страх, (Тридцать пятый и другие годы) книга вторая (1990), Прах и пепел (1994)).

 

Анатолий Рыбаков

В то время как поколениям наших бабушек и дедушек он знаком как беллетрист, создавший знаменитую приключенческую историю о Мише Полякове. “Кортик” и “Бронзовую птицу”, с которых Рыбаков “начался” как писатель издавали и экранизировали, и, несмотря на анахронистичность идеологической компоненты этих подростковых книг, их с интересом читают до сих пор.

 

Как Рыбаков начал писать для детей

Мы помним, что “Дети Арбата” содержат элементы автобиографии: Саша Панкратов, студент института транспорта, был выслан на три года по 58 статье (Контрреволюционная агитация и пропаганда), затем из-за трудностей паспортного режима был вынужден переезжать с места на место. Именно в ссылке Саша Панкратов попробовал себя в качестве писателя, и его рефлексии можно принять за автобиографические:

“У Саши не выходила из памяти повесть «Под знаменем башмака» Алтаева о гуситских войнах. В детстве он читал ее с увлечением, так же как и другие его повести: «Освободитель рабов» – о Линкольне, «Черную смерть», «Под гнетом инквизиции»… Все это были исторические рассказы для детей из эпохи народных движений и революций. Потом, повзрослев, он понял, что повести Алтаева поверхностны, наивны, сентиментальны, но для детей занимательны по фабуле – действия исторического лица всегда интересны, узнал, что Алтаев – это псевдоним писательницы Маргариты Владимировны Ямщиковой. И вот всю жизнь прожила под псевдонимом и перерабатывала исторические сюжеты в занимательные книги для детей.

Может быть, и у него получится. Что-что, а историю он знает, умеет пользоваться историческими источниками, этому его научил Алексей Иванович.

И у него нет другого выхода.”

Эта исповедь писателя, “подаренная” вымышленному персонажу, открывает психологическую механику творчества Рыбакова, который стал детским писателем, потому что было опасно становиться кем-то другим.

“Если при новом аресте, обыске найдут эти бумаги, он скажет: «Пишу очерки и рассказы для детей и юношества». Они, конечно, усмехнутся – выискался «писатель», но состава преступления тут нет, каждый имеет право писать рассказы. Они не антисоветские, наоборот, о революции, которую Маркс, Энгельс и Ленин оценивали очень высоко. Владимир Ильич Ленин называл ее великой революцией.

...

Первые свои рассказы о Великой французской революции Саша отослал маме только зимой 1936 года.

«Время свободное есть, вот и балуюсь пером. Только никому не показывай».”

Мы можем предположить, что беллетризованная проза для детей и юношества была для Рыбакова, как и для Саши, одновременно и отдушиной, и сравнительно безопасной зоной, и своего рода формой борьбы за внутреннюю свободу и право оставаться честным человеком. “Беречь честь смолоду” – пушкинский пафос, знакомый нам по “Капитанской дочке”, и это высокое стремление мы находим и в юных героях Рыбакова.

Эта исповедь писателя, “подаренная” вымышленному персонажу, открывает психологическую механику творчества Рыбакова, который стал детским писателем, потому что было опасно становиться кем-то другим.

Детство Кроша

Подростковая трилогия о Серёже Крашенинникове по прозвищу Крош, издававшаяся в позднюю оттепель и ранний застой (первая книга – в 1960, последняя – в 1970), показывает пару лет из жизни мальчика, позволяя понаблюдать за его взрослением.

 

Кадр из фильма «Приключения Кроша» (1961)

Первая книга – “Приключения Кроша” (1960), пожалуй, наиболее детская, в которой на сюжет о летней производственной практике школьников на автобазе накладываются юмористические истории из жизни восьмиклассников и детективный элемент с поиском украденной автомобильной детали. Мы впервые знакомимся с Крошем и его рассудительным характером, трогательно занудным, но неуклонно стремящимся к восстановлению справедливости, и этот мальчик не кажется чем-то выдающимся среди многих героев книг, написанных про 14-летних и для 14-летних. В тот момент, когда герой и история, словно сундук с секретом, обнаруживает в себе второе дно, трилогия о Кроше перестает быть просто книгой для юношества.

Следует отметить, что Крош – настоящий “шестидесятник”, который верен первоначальным идеалам революции, самым революционным идеалам. В то же время через него автор транслирует юным читателям и нормы, актуальные в любой идеологической системе: “Прощаясь, папа говорит свое обычное: "Будь человеком!" Так он говорит всегда, прощаясь: "Будь человеком!" Другие, может быть, этого не понимают, а мы с ним хорошо понимаем. Будь человеком, и все! И это лаконичное "будь человеком" производит на меня большее впечатление, чем предупреждения о газе и мусоропроводе.”

Крош наивен и верит в правоту общественных устоев, потому что сам он как человек до болезненности честный живет в мире справедливости и не замечает противоречий.

Для него сама мысль о том, что на автобазе могут воровать, поначалу кажется абсурдной, потому что, кажется, темного лика человечества он не видел. В дискуссии о наказании для жулика он изрекает: “Я так боюсь, – опять чуть не заплакала Зина, – а вдруг в тюрьму посадят.

– При чем здесь тюрьма! – возразил я. – "Церкви и тюрьмы сровняем с землей"! Вот как стоит вопрос! Если они все вернут и не будут больше жульничать, то ни в какую тюрьму их не посадят.” Если играть по правилам, то всё получится, думает он.

 

Взросление героя – “взросление” тематики

В “Приключениях Кроша” герой становится старше, хоть своей наивности и не утрачивает. Сцену первого сильного алкогольного опьянения действительно можно читать детям, чтобы попытаться научить их на чужом примере, написано это смешно, но назидательности только способствует. Мир вокруг усложняется, и теперь герой сталкивается не только с банальным уголовным преступлением, но вступает в мерцающий темный мир лжи, интриг и предательств, которые входят в его жизнь вместе с покровительством богемного Веэна – искусствоведа, собирателя произведений искусства, дающего старшеклассникам на себя поработать.

Веэн, как показывает “расследование” Кроша, был косвенным виновником смерти отца одного из ребят в их компании, Кости. Всю жизнь Костя считал, что отцу разбила сердце мать-изменница, а на самом же деле последней каплей была подлая статья Веэна, выпущенная под псевдонимом. Этот сюжетный поворот может показаться читателю, особенно современному, очень темным: смерть одного человека искусства, которая наступила после грубой критики, выглядит правдоподобной, но в то же время этот сюжет, спроецированный на “Детей Арбата”, обретает совершенно особую глубину. Подлый поступок Веэна в сюжете повести – всё тот же дух репрессий 37-го года, которому посвящена вторая половина “арбатской” тетралогии. Ребёнок может не угадать в этом намека на доносы сталинских времен, на доносы, которые могли происходить и в форме искусствоведческой статьи, но мы-то с вами догадаемся, мы-то поймем, что смерть костиного отца – это могла быть и ссылка, и гибель в лагере, и просто годы безвестной утраты.

Сцену первого сильного алкогольного опьянения действительно можно читать детям, чтобы попытаться научить их на чужом примере, написано это смешно, но назидательности только способствует.

Без контекста эпохи Веэн остается нераскрытым персонажем, его мотивы не совсем понятны без представления о том, что подлость для него могла быть одной из форм самосохранения, точно так как для Вадима Марасевича, героя “Детей Арбата”, сотрудничество (и, соответственно, доносительство) с НКВД было проявлением слабости, трусости, но не глубинного стремления совершить зло другому.

Едва ли Крош был в курсе подоплеки этой ситуации, и в этом Рыбаков скорее унизил сообразительного парнишку в его способностях. К оправданиям Веэна Крош остается глух, но нам следует быть к ним внимательными.

“– Максимов (псевдоним, которым была подписана злосчастная статья – прим. авт.) – это вы? – холодно спросил Костя.

– Нет! – закричал Веэн, отнимая руки, и я поразился тому, как сразу постарело его лицо. – Максимов – это не я. Максимов – это время…!”

 

Война – вечная тема советской литературы

Суд, который свершается над целой эпохой, составляет смысл второй книги о Кроше. Третью часть уже и вовсе не назовешь детской: Крош не поступил в институт, опять же благодаря своему упрямству, и его ждал год метаний, странной работы и нового жизненного опыта. Детективная составляющая уходит на второй план, потому что сменяется расследованием историческим, а не криминальным: в “Неизвестном солдате” героям предстоит узнать историю, произошедшую в годы Великой Отечественной войны. В 70-ом году тема войны еще очень актуальна, и столкновение с реальной историей своей страны завершает взросление героя и помогает ему примириться со многими вещами в себе самом, как ни странно.

 

Улица Водвиженка, Москва, 1960 год.

Разница между первой и последней книгой достаточно заметна, и это не просто взросление героя, но смена эпох, каждая из которых неизбежно носит на себе особый след. Поэзия труда в первой книге - еще отзвук традиции, еще реверанс производственному роману, конфликт второй книги - шестидесятническое обвинение сталинизму, а что в итоге? Крош-выпускник остается наедине с самим собой, и даже те внешние вопросы, которые ему надлежит решить, напрямую зависят от того, договорится ли он сам со своим характером.

Рыбаков создавал истории, адресованные подросткам, однако, как известно, взрослых не существует, есть лишь состарившиеся дети, так что юношеские книги всё еще написаны для нас.■

Дарья Куликова

Нашли ошибку в тексте? Выделите ее, и нажмите CTRL+ENTER

Вход

Войти с помощью социальных сетей

Регистрация

Войти

Зарегистрироваться с помощью социальных сетей

Восстановка пароля

Зарегистрироваться
Войти

Нашли ошибку в тексте?