Немного исторического контекста

60-е годы ХХ века – особый период в истории борьбы за права женщин. В это время патриархальные устои западного общества стали рушиться, а женщины начали все чаще задумываться о том, справедливо ли разделение гендерных ролей. Эти процессы отразились и в литературе – и неслучайно одним из важнейших симптомов размывания гендерных норм стало отношение к пище. С одной стороны, образ женщины-хозяйки, хранительницы очага, которая все свободное время проводит на кухне, постепенно превращается в архаизм. С другой стороны, возрастает одержимость социально приемлемыми стандартами красоты, которая не позволяет наслаждаться едой в принципе. 

Вследствие этого женщина оказывается в плену фактически взаимоисключающих требований: она должна обеспечивать пищей других, но при этом сама не есть. То же самое происходит и с другими типами удовольствий: к примеру, нужно быть достойным объектом сексуального желания, но самой регулировать свою сексуальную жизнь нельзя. Эти многочисленные противоречия все чаще становятся темой литературных произведений, о двух из которых мы подробно расскажем ниже.

Сильвия Плат, «Под стеклянным колпаком» (1963)

Полуавтобиографический роман Сильвии Плат – самое известное ее произведение и, пожалуй, один из самых важных феминистских романов ХХ века. 

У героини книги, Эстер Гринвуд, есть почти все, о чем может мечтать девушка ее возраста и ее эпохи – привлекательная внешность, хорошая фигура, блестящие результаты в учебе и карьерные перспективы. Теоретически, в шестидесятые годы девушка в положении Эстер уже вполне может не выходить замуж вовсе. У нее достаточно навыков, чтобы найти работу и содержать себя самостоятельно, но беда оказывается в том, что Эстер постепенно затягивает так и не названное Плат психическое заболевание (современные критики полагают, что это клиническая депрессия). Ей хватает всего одной неудачи (девушку не принимают на престижный курс в летнюю школу), чтобы перестать есть, спать и следить за собой, а позже предпринять несколько попыток самоубийства.

Отравление – буквальное и символическое

С первых страниц книги Эстер с наслаждением описывает свою «модельную» худобу – и это несмотря на то, что поесть она любит «больше всего на свете». Стремление попробовать все сочетается в ней с довольно наивными заблуждениями – к примеру, в баре с более взрослыми и опытными друзьями девушка заказывает водку, полагая, что визуальное сходство с водой делает ее более легкой для питья. В другом эпизоде, находясь в гостях у писательницы, Эстер употребляет в пищу воду для мытья рук, которая выглядит как «прозрачный японский суп».

Первые главы романа, где Эстер еще здорова, содержат много отсылок к еде. Так, становится ясно, что после смерти отца Эстер ее семья мало что может себе позволить – бабушка всегда напоминала ей о дороговизне еды. Тем не менее, дедушка прививает ей любовь к черной икре, которой Эстер мечтает наесться на свадьбе (тут же поясняя, что этого не случится – и икры столько не найдется, и свадьбы у нее не будет). Попав в Нью-Йорк, девушка питается только самым дорогим и не переживает ни о деньгах, ни о фигуре, тогда как ее спутницы могут себе позволить только сок и салат.

Одна из ключевых сцен в книге – роскошный обед, который устраивает журнал для своих стажерок. Плат подробно описывает изысканный стол с множеством блюд, которые девушки вряд ли раньше пробовали в своей жизни: «На банкетном столе в редакции «Женского журнала» были расставлены разрезанные пополам зелено-желтые плоды авокадо, фаршированные крабами под майонезом, блюда с ростбифом и холодной курятиной и — на не слишком большом расстоянии друг от друга — объемистые креманки, полные черной икры.»

Удовольствие, однако, оказывается недолгим: Эстер вскоре становится плохо, и выясняется, что почти все стажерки слегли с пищевым отравлением из-за несвежего крабового мяса.  Этот эпизод предвосхищает несчастье Эстер – один неудачный элемент делает невозможным наслаждение всеми остальными. Кроме того, ближе к концу романа у него появляется трагическое эхо: пугающе скудный обед для пациентов психиатрической клиники, где Эстер лежит после очередной попытки суицида. Больным предлагают только фасоль и невкусные макароны, которые Эстер в отсутствие другого выбора приходится поглощать так же жадно, как когда-то черную икру.

Нежелание есть и нежелание выбирать

Проблема выбора оказывается в романе одной из ключевых – и ее Плат иллюстрирует вполне «съедобным» сравнением. Будущее видится Эстер как фиговое дерево, где каждый плод – или престижная 

работа, или чудесная семья, или слава, но она не может выбрать ни один и умирает от голода, пока плоды увядают и падают с дерева у нее на глазах. Любопытно, что семья достаточно быстро выпадает из уравнения – настолько яростно Эстер настаивает, что не выйдет замуж и не родит детей.

Кроме того, примечательно, что Эстер не умеет готовить – хотя ее мать и бабушка пытались учить ее, она не понимала их указаний и специально не старалась, чтобы ее больше не заставляли готовить. Готовка, как и навык скоростной печати (которым, по мнению матери Эстер, должна овладеть девушка), вызывает у девушки внутренний протест – «не хочется прислуживать какому-то мужчине». У нежелания Эстер выходить замуж сходные причины – ей кажется, что замужняя женщина всю свою жизнь проводит у плиты, обслуживая свою семью, а амбициям (особенно творческим) места не остается. 

Еще в начале романа Эстер сухо упоминает о ребенке, чуть позже отмечая: «За одним-единственным исключением я сохраняю свой вес на протяжении уже десяти лет». Что это за исключение, догадаться нетрудно. И если в рамках романа внутренний конфликт Эстер, вкупе с душевной болезнью мешавший ей есть, спать и вообще нормально жить, разрешается с помощью удачной терапии, то у самой Плат конфликт между амбициями и семьей привел к трагедии.

Маргарет Этвуд, «Съедобная женщина» (1969)

Если для Сильвии Плат ее дебютный роман так и остался единственным, то «Съедобная женщина» Маргарет Этвуд послужила началом долгой и успешной романной карьеры. Эта книга тоже отчасти автобиографична, но Этвуд придает темам общественного потребления, пищи и гендерных ролей более острый, почти гротескный (и даже слегка фантастический) характер. 

Героиня романа, Мэриэн МакЭлпин работает в бюро социологических опросов, посвященных разнообразным продуктам (преимущественно еде и напиткам). Перспективы в жизни у нее не такие блестящие, как у Эстер Гринвуд, да и особых амбиций нет – тем более что Мэриэн скоро должна удачно выйти замуж. Тем не менее, по мере развития сюжета героиня обнаруживает себя под тем же самым стеклянным колпаком общественных ожиданий, и предчувствие брака, беременности и полного растворения в муже и детях начинает ее тревожить.

Тревога Мэриэн выражается в гастрономических терминах. Так, львиная доля сравнений в тексте имеют отношение или к еде, или к алкоголю – беременная подруга Мэриэн выглядит «как удав, проглотивший арбуз»; иерархию в своей фирме Мэриэн сравнивает с мороженым-сэндвичем – сверху и снизу хрустящая корочка из мужчин и компьютеров, а посередине густая вязкая масса из женщин. Нетрудно заметить, что «съедобный» подтекст во многих случаях намекает на распределение гендерных ролей в романе. Общество типично патриархальное, от женщины требуется не просто подчиняться, а быть никакой. Жених Мэриэн, Питер, нещадно критикует ее за нелюбовь к готовке – в то время как другие женщины в ее окружении соревнуются в кулинарном искусстве и бесконечно обсуждают либо еду, либо замужество. Праздники превращаются в хвастовство своими блюдами, где из вежливости нужно попробовать все (и при этом не растолстеть).

Женщины как пища

И работа Мэриэн, и люди вокруг нее активно пытаются ее «проглотить». На работе она не может нормально пообедать, поскольку ее постоянно занимают чужими делами (и она покорно соглашается их делать). На одном из таких «чужих дел», проводя соцопрос среди любителей пива, Мэриэн тоже сталкивается с любителями пожирать чужое время – один читает ей непрошеную проповедь о вреде алкоголя, другой хочет приятно провести время, а третьему просто не с кем поговорить.  

Достаточно скоро становится ясно, что у женщин в романе Этвуд две функции – готовить пищу и быть пищей. Женщины «выпекают» детей, а общество доводит этих детей до условной готовности – то есть до полного социального конформизма. По ходу действия эти аналогии все более и более очевидно прочерчиваются автором – так, Мэриэн размышляет о том, что знакомые ей женщины напоминают плоды на разных стадиях спелости, где созреть – значит, растолстеть (читай: принести свой внешний вид в жертву мужу и семье). Наблюдая за мучениями в который раз беременной приятельницы Клары, она думает, что лучше было бы нести яйца, подобно птицам. Когда Мэриэн начинают одолевать сомнения по поводу грядущей свадьбы, на любопытство коллег она реагирует нехотя: «Ее скупые ответы были точно пирожные, которые раздают маленьким детям, — по одному, чтобы не вызвать расстройства желудка».

Общественный «каннибализм»

Осознание Мэриэн своего места в пищевой цепочке приводит ее к неожиданному открытию – девушка больше не может есть мясо, чувствуя своего рода солидарность с другим живым существом. На этом, однако, она не останавливается – со временем Мэриэн начинает слышать воображаемые крики моркови, потом ей чудятся «миллионы маленьких легких» в куске торта, и, наконец, она перестает есть совсем. Отношение к еде распространяется даже на поддержание порядка в доме: Мэриэн не может заставить себя вымыть посуду, чтобы не потревожить скопившуюся на ней плесень.

Героиня Этвуд задает себе вполне ожидаемый вопрос: «Я нормальна?» – по мере того как ее поведение перестает вписываться в некогда ей самой понятные и комфортные рамки. Здесь и обнаруживается главное различие между романами Плат и Этвуд. Если у Плат отвращение к еде (сну, гигиене) – это в первую очередь симптом болезни героини, то у Этвуд невозможность есть – это симптом болезни общества. С женщиной, которая не хочет быть чужой едой (ни в буквальном, ни в переносном смысле), все в полном порядке. 

С другой стороны, голод – один из самых явных симптомов неудовлетворенности: как многозначительно отмечает один из героев романа, «голод – более глубокая эмоция, чем любовь».

Этим же обусловлена и разница финалов. Эстер Гринвуд в первую очередь нужно наладить отношения с собой, поскольку от чужого мнения она и так зависит мало. Мэриэн же нужно отобрать у других людей контроль над собственной жизнью – а потом уже предлагать его назад, но понемногу и на своих условиях. Поэтому в ироничном финале книги Этвуд «съедобная женщина» наконец материализуется в виде торта, который Мэриэн символически предлагает своему (уже почти бывшему) жениху вместо себя. Неудивительно, что жених сбегает в ужасе – ему не достается ни реальная девушка, ни даже ее съедобный клон (который Мэриэн решает съесть сама).

Таким образом, исчерпывающие описания еды, готовки и всяческих кулинарных излишеств далеко не всегда подчеркивают полноту и насыщенность жизни. Если мы вспомним, чьими руками обычно готовится еда, у процесса готовки быстро обнаружится очевидный гендерный подтекст – и тогда его так или иначе придется воспринимать как символ традиционного места женщины в обществе. А если героиня страдает необъяснимым отвращением к еде или готовке, то, возможно, и традиционное место стало для нее невыносимым. ■ 

Екатерина Рубинская