Что может ограничить литературное произведение? Писатели, виртуозно владеющие своим искусством, способны заставить читателей почувствовать зной тропического леса, ощутить аромат цветов боярышника или насладиться вкусом пирожного мадлен. Они позволяют нам увидеть «цвет волшебства» и услышать «музыку сфер». Или заставляют нас, вместе с героем, делать трагический, «невозможный», выбор.

Когда мы читаем, нам кажется, что в литературе можно отразить всё – существующее и несуществующее, бывшее и будущее. Нет такого искусства, которое литература не могла бы заменить. Даже музыка, воздействующая на нас одним звучанием, отражается, как в зеркале, в поэзии, её ритме и звукописи. Но зачем тогда нужны другие виды искусства? Почему они всегда были рядом с литературой, то догоняя её, то превосходя по числу поклонников?

Как только книга выпускается из печати (или публикуется в Сети), она обретает свою собственную жизнь. Над этим текстом уже никто не властен, ни автор, ни редактор, ни издатель. Да, мы часто видим вторые или третьи издания, «исправленные и дополненные», но каждое из них мы скорее воспринимаем как отдельное произведение. Иногда в истории остаются только первые издания, а иногда и вовсе «пиратские» (что, возможно, произошло с циклом сонетов Шекспира). А если писатель вдруг сам начинает объяснять своё произведение, то возникает ощущение, что комментирует он совсем иную, одному ему ведомую версию текста.

Литературное произведение начинает жить в умах читателей. Там оно обрастает смыслами, подробностями, даже дополнительными сюжетными линиями. И в какой-то момент, в головах читателей-творцов, оно перерастает свою текстовую форму – чтобы превратиться в совсем другое произведение, принадлежащее другому виду искусства.

В своей трансформации произведение однозначно меняется, причём каждый раз по-разному. Адаптация может быть жалкой тенью, отбрасываемой шедевром, или точным, зеркальным отражением. А иногда из маленького литературного семени вырастает целое дерево новых образов и смыслов. Некоторые произведения, как рассказы о Шерлоке Холмсе или романы Толстого, породили настоящие леса адаптаций, в которых очень легко заблудиться.

Чем больше видов искусства, тем больше будет адаптаций. Чем больше адаптаций, тем больше вариантов трансформаций. Чем больше вариантов, тем интереснее следить за трансформациями. Не стоит думать, что есть тексты, которые можно или нельзя адаптировать. Можете ли вы представить себе готический собор, в котором вместо ажурной лепнины были бы фрески? Точно так же, как сюжеты и персонажи, оформленные мастерами для готического собора, ярче всего раскрываются в лепнине, некоторые произведения раскрывают себя именно в слове. И передать все их особенности, всю красоту и сложность можно только с помощью слов на бумаге – а иногда только на определённом языке. Однако есть и такие формы, которые способны гулять по полотнам, барельефам и гравюрам, оставаясь самими собой, и даже получать дополнительные достоинства на экране или на сцене.

Нельзя дважды прочитать одну и ту же книгу – и нельзя увидеть две одинаковые экранизации. Литературный текст становится поистине безграничен только тогда, когда перестаёт быть самим собой: сначала в головах читателей, а потом и в других произведениях.

Приятного чтения/просмотра/прослушивания/игры!

Всегда Ваш,

Ælfreak

Главный редактор журнала «Эстезис».