Любовь все еще лекарство даже сейчас, в мире, где Сири знает о тебе больше родителей.
Мы обнаружили, что вы используете Adblock. Мы знаем, как для вас важно иметь беспрепятственный доступ к знаниям - поэтому ради поддержания сайта мы оставляем только ненавязчивую рекламу. Пожалуйста, отнеситесь к этому с пониманием.
Как отключить: Инструкция
Поэтри-слэм, по сути, - вид поэтических чтений, особенно популярный в Германии, Великобритании и скандинавских странах, но и Америка не отстает. Говорят, в России поэтри-слэмы проводятся в Москве, Санкт-Петербурге и Казани. От традиционных чтений отличается наличием жюри и системы оценок от ноля до десяти. Американский поэт Боб Холман так ранжирует систему оценок: «Ноль — за стих, который лучше бы никогда не написали; десять — работа, вызывающая коллективный оргазм у всей аудитории». Такие поэтри-слэмы – шанс для молодых поэтов заявить о себе широкой аудитории, не дожидаясь, пока выйдет их сборник или кто-то заметит канал на Ютюбе. Сейчас многие каналы транслируют записи поэтри-слэмов, например, Button poetry, где я и нашла все следующие примеры.
Одна из самых популярных тем – депрессия. Возможно, это связано с тем, что ее как диагноз стали ставить относительно недавно, и теперь это не просто неопределенная «тоска», но вполне точный диагноз. Кто-то описывает состояние, как делает это Сабрина Бенайм, например, в стихотворении «Explaining depression to my mother» 2013 года. Она сравнивает депрессию то с бабочкой, то с медведем, то с темнотой. Проблема в том, - говорит Сабина, - что я не боюсь темноты. Она называет себя вечеринкой, на которой встречаются депрессия и тревога, ее двоюродная кузина из соседнего городка. Правда, по более поздним выступлениям заметно, что ей удалось справиться и с тем, и с другим. Рейган Майерс (Depression Is Funny Like That, 2017) сравнивает депрессию со стендапом, в котором тяжесть шутки ложится на выступающего. Как и Сабрина, она говорит о том, что невозможно встать с кровати и заставить себя быть человеком, а не аморфной массой. Рейган упоминает и социальный аспект депрессии: можно позвонить на работу, сказать, что ты простудился, и получить тонну сочувствия от коллег, но нельзя сказать «у меня депрессия, я не приду».
Mom, my depression is a shapeshifter
One day it's as small as a firefly in the palm of a bear
The next it's the bear
On those days I play dead until the bear leaves me alone
I call the bad days "the Dark Days"*
Есть и те, кто пишут стихи в поддержку страдающим от депрессии. Патрик Рош (Patrick Roche) пишет о Сири (голосовом помощнике Apple) как о механизме переживания депрессии (Siri: a coping mechanism, 2014). Сири при этом – почти живое существо. Она знает об авторе (и здесь смело можно говорить о совпадении автора и лирического героя) больше, чем его семья и друзья. Она знает это из (не)отправленных сообщений и набранных телефонных номеров.
"Calling 'MOM'. Before he hangs up, he does not tell her he loves her. He does not tell her he is unhappy. I know that he is. I have sent the messages. I have made the calls"*.
Она знает, что он хочет семью из друзей, но боится открыться им.
И даже если сам персонаж не очень отдает себе отчет в том, что он делает, и что его семья любит его не меньше друзей, Сири анализирует его информацию за него, звонит его матери, когда тому совсем плохо. Он никогда не говорит, что любит мать, но звонит ей каждый день, чтобы просто услышать её голос.
NEW MESSAGE FROM 'BEST FRIEND':
Maybe it's hard to believe, but everyone does love you. I mean, your family loves you. I know your Mom loves you. Just.. don't forget that, okay?
Calling 'MOM'*
Этот же автор рассказывает и о панических атаках («The Perfect Panic Attack» 2015). Он дает слушателю инструкцию, как устроить идеальную паническую атаку. Не звонить никому, не ходить и не двигаться, не пить таблетки. При этом он делает интересный и не очень очевидный вывод: каждая такая атака, каждые 20 минут паники – крик, мольба о выживании. Ханна Дейнс предлагает слушателю миллион причин, чтобы продолжать жить дальше: от неоконченного сериала до любви близких, от закатов и рассветов до сплетен в твиттере. Все, что угодно, может стать причиной, чтобы жить.
Любовь все еще лекарство даже сейчас, в мире, где Сири знает о тебе больше родителей.
Авторы дают надежду на то, что за этой депрессией, за паникой есть то, что больше этого, что может защитить от темноты.
Еще одна важная тема – ОКР (обсессивно-компульсивное расстройство). При ОКР человек вынужден расставить все в одному ему известном порядке, помыть руки двадцать раз, правильно поцеловать любимого человека на прощание. Возможно, целых 30 раз подряд. Нил Хилборн в «OCD» 2013 года рассказывает о девушке, с которой они недавно расстались. Она, по его словам, была единственной, кто хоть чуть-чуть помог ему преодолеть ОКР. Когда ей надоели его постоянные повторения (шутка ли, запирать замок 18 раз подряд), она ушла. А он впервые в жизни оставил дверь открытой, чтобы она могла вернуться, если захочет. Любовь все еще лекарство даже сейчас, в мире, где Сири знает о тебе больше родителей.
Интересна его манера чтения – с надрывом, заламыванием рук, так, что почти физически больно слушать. Но нельзя забывать, что он рассказывает не просто о несчастной любви, но о своем заболевании, и именно поэтому такая манера кажется как нельзя более подходящей.
I want to wake up every morning thinking about the way she holds her steering wheel…
How she turns shower knobs like she's opening a safe.
How she blows out candles—
blows out candles—
blows out candles—
blows out candles—
blows out candles—
blows out…
Now, I just think about who else is kissing her.
I can’t breathe because he only kisses her once — he doesn’t care if it’s perfect!
I want her back so bad...
I leave the door unlocked.
I leave the lights on.*
Отдельное место занимает женский вопрос. Он включает в себя травмы от насилия, как сексуального, так и психологического. Поэтессы пишут о своем травматическом опыте, будь то изнасилование, непрошеное вторжение в личные границы или же навязанные стандарты анорексичной красоты. Конечно, пока трудно говорить об этом с точки зрения именно заболевания, поскольку это не нарушение функционирования мозга, и не нечто врожденное, но, тем не менее, это может повлиять на психическое здоровье.
Лили Майерс говорит об этом в «Shrinking women» (2013), где анорексия и похудение тесно связаны с традициями. Женщин воспитывают занимать как можно меньше места и пространства, подстраиваться под других, быть тихими и гибкими, в то время как мужчинам разрешено быть громкими, много есть и округляться, быть более весомыми во всех смыслах. И снова это вопрос связи социально приемлемого и здорового. О социально одобряемой анорексии рассказывает Блит Байрд (Blyth Baird) в «when the fat girl gets skinny». Стихотворение посвящено ее «успешной» борьбе с лишним весом. В погоне за похудением она стала анорексичкой, каждый завтрак отдавал поражением, а красивой она себя чувствовала, только когда голодала. И даже когда в ответ на вопросы о самочувствии она отвечала, что больна, ей не верили.
Ей говорили, что она прекрасно выглядит, намного лучше, чем раньше. Получается, видимость физического здоровья была важнее для социума, чем ее настоящее состояние, а психическое нездоровье поощрялось.
В целом, можно сказать, что поэзия душевнобольных занимает довольно важное место в современном поэтическом нарративе. Преимущественно авторы рассказывают о своих заболеваниях и состояниях, позволяя слушателям проникнуться и посочувствовать им, но есть и те, кто заботится о больных. Иногда это их сотоварищи, иногда – современные технологии. По большому счету, не очень важно, кто находится рядом, но важен сам акт сопереживания.
Поднимается не только эмоциональный, но и социальный аспект заболеваний. Часто ментальные болезни воспринимаются не как болезни, а как чудачество или даже достижения. Люди далеко не всегда готовы признать, что ментальное здоровье ничуть не менее важно, чем физическое.
Преимущественно авторы рассказывают о своих заболеваниях и состояниях, позволяя слушателям проникнуться и посочувствовать им, но есть и те, кто заботится о больных.
Отчасти, возможно, это связано с пока не всегда понятной природой этих заболеваний. Да, конечно, есть традиция описания самого творчества как «поэтического безумия», конечно, часто поэты страдали депрессией, но самого диагноза еще не было. Смешивалось физическое и психическое, и творчество могло считаться подозрительным симптомом. Пока мы очень мало знаем о мозге и его функционировании, чтобы быть уверенными в том, что сами не заболеем. Но срабатывает ли тактика замалчивания? Особенно если речь идет, например, о депрессии, которая может быть вызвана как внешними, так и внутренними факторами (сбой в работе химических процессов мозга). Или о расстройствах пищевого поведения, которыми часто страдают молодые девушки, насмотревшиеся на отфотошопленных моделей в соцсетях.
Поэзия, как и раньше, напоминает нам о самом важном – о том, что нужно быть внимательным к себе и своим переживаниям. О том, что людям вокруг нужна поддержка, и, наверное, даже больше, чем когда бы то ни было. О том, что болезни бывают разные, и иногда их надо просто переждать и пережить. ■
Мария Дубкова
Нашли ошибку в тексте? Выделите ее, и нажмите CTRL+ENTER