Мы Вконтакте Мы в Facebook

Мы обнаружили, что вы используете Adblock. Мы знаем, как для вас важно иметь беспрепятственный доступ к знаниям - поэтому ради поддержания сайта мы оставляем только ненавязчивую рекламу. Пожалуйста, отнеситесь к этому с пониманием.

Как отключить: Инструкция

Описание к картинке

Меню

Рубрика Современники

СТАТЬЯНил Гейман: вопросы семьи и брака в условиях загробной жизни

Трудно себе представить произведение Нила Геймана, в котором не было бы сверхъестественных персонажей или событий: он уделяет внимание параллельным мирам, самым разным видам магии и даже богам, древним и современным. Даже тот факт, что книга предназначена для детской аудитории, обычно не мешает писателю говорить ни о серьезном, ни о страшном. Ярким примером чего может послужить роман Геймана 2008 года «The Graveyard Book».

Неудивительно, что это произведение было отмечено целым рядом престижных наград: помимо волнующе мрачной атмосферы и любопытных литературных отсылок, оно предлагает читателю подумать о том, как растить ребенка и строить семейную жизнь... после смерти. Так ли уж отличаются забота, привязанность, дружба в мире живых и мире мертвых? Это нам и предстоит узнать.

 

О том, как джунгли превращаются в кладбище – и о других литературных параллелях

Невозможно говорить о романе Геймана, не вспоминая его знаменитого литературного «прадедушку» - «Книгу джунглей» Редьярда Киплинга. Хотя сам Гейман упоминает «Книгу джунглей» как источник вдохновения, русский перевод названия «The Graveyard Book» – «История с кладбищем»  –  теряет отсылку к «The Jungle Book». Между тем геймановский человеческий детеныш точно так же оказывается оторванным от общества в силу трагических обстоятельств, но попадает не в животный, а в загробный мир, где встречается разнообразная нечисть от призраков до оборотней – и все как один готовы встать на его защиту. Увы, теряется в русской версии и игра слов в имени главного героя: Nobody Owens – это не просто случайно выбранное «нейтральное» имя плюс фамилия приемных родителей мальчика, мистера и миссис Оуэнс, а «nobody owns» ([над которым] никто не властен), фрагмент из стихотворения, которое Гейман выбирает в качестве эпиграфа.

 

Rattle his bones

Over the stones

It's only a pauper

Who nobody owns*

 

Нил Гейман

 Нил Гейман. Источник: wikipedia.org

 

Любопытно, что это четверостишие не просто детская считалочка, как указывает автор, а традиционная народная песня, популярная на севере Англии. Эти строчки в слегка видоизмененном виде встречались в стихотворении Томаса Ноэля, в «Улиссе» Джеймса Джойса и даже в тексте песни «The Hand that Rocks the Cradle» группы «The Smiths». Было бы наивно думать, что Гейман не знал ни об одной из этих литературных связей. Более того, сюжет четверостишия очевидно слишком мрачен для детской аудитории: речь идет о пьянице, погибшем под колесами экипажа – о нем никто не будет жалеть, поскольку это всего лишь «никому не принадлежащий» нищий (иными словами, у него нет ни семьи, ни друзей). Несомненно, это загадочное совпадение, но большинство читателей сходятся во мнении, что Гейман просто притворяется – тем более что в такой версии эпиграф еще лучше отражает содержание романа (где, как не на кладбище, будет уместно воспитывать подрастающее поколение такими-то считалками?) Кроме того, чем больше читатель узнает о мальчике по имени “Nobody” – не в меру любопытном, смелом и настойчивом ребенке (во многом похожем на Маугли!), тем лучше понимает, что ему и вправду никто не хозяин.

 

Чужой среди своих

Первая глава романа предлагает вполне отчетливый «киплинговский» контекст. Как и в первоисточнике, ребенок, преследуемый убийцей, попадает в «другой мир». Этот другой мир, подобно джунглям, в сознании обычного человека ассоциируется со страхом и опасностью – но читатель тут же распознает в кладбищенских обитателях очаровательно старомодных, почти диккенсианских и совсем не страшных персонажей. Например, новыми родителями мальчика становится бездетная чета Оуэнсов, для которых после нескольких столетий на кладбище общество живого создания (еще и ребенка, в отличие от других людей, способного их видеть) в диковинку. По мере развития сюжета читатель узнает и других местных мертвецов – даже если они и задают вначале разумные вопросы насчет того, как кормить, одевать и воспитывать малыша в подобных условиях, то зла ему совсем не желают. 

Найден ребёнок. Иллюстрация к роману "История с кладбищем"

Найден ребёнок. Иллюстрация к роману «История с кладбищем».

Автор: Joanna Pasek. Источник: asiapasek.deviantart.com

Условие лишь одно: «Исключительно важно, чтобы ребенок, подрастая, как можно меньше этим тревожил, с позволения сказать, жизнь на кладбище».

Несомненно, отсутствие прямого контакта между двумя мирами накладывает большой отпечаток на воспитание маленького Бода.

Читать он учится, используя в качестве азбуки надгробия, а об истории узнает фактически из первоисточника – от «старейшин» кладбища вроде римлянина Кая Помпея. Есть в его программе и предмет с поэтическим названием «Полнейшая образовательная система для юных джентльменов с дополнительными материалами для почивших в бозе». Поскольку мистер и миссис Оуэнс предоставляют право обучать Бода профессионалам, здешними Багирой и Балу становятся таинственный Сайлас, чья истинная натура так и остается загадкой, и строгая женщина-оборотень мисс Лупеску. Если первый служит для Бода проводником в мир живых, то вторая настаивает на совершенном знании мира сверхъестественных и опасных существ и крайне недовольна уровнем образования мальчика в этом отношении.

- Назови разновидности людей, - сказала мисс Лупеску. – Быстро.

Бод задумался.

- Живые, - сказал он. – Эм. Мертвые.

Он остановился, затем неуверенно добавил:

- ...Кошки?

Чем больше Бод узнает от своих учителей об окружающем мире, тем больше у него оказывается поводов использовать эти знания – приключений, в которых Боду нужны смелость и находчивость, в романе предостаточно.

 

Неудивительно, что со временем его опекуны концентрируются именно на том, чтобы научить его не столько знать историю и географию, сколько на том, чтобы быть для него примером достойного поведения.

 

А как у живых?

«Дела семейные» в обычном, человеческом мире у Геймана представлены не в таком объеме, как семейная жизнь на кладбище (где можно встретить целые поколения родственников, умерших, например, от чумы). Допустим, случайная знакомая Бода, Скарлетт, общается с ним исключительно потому, что у ее родителей проблемы и с работой, и с браком: в первый раз она забредает на кладбище, оставшись в свои пять лет без присмотра, а во второй раз, уже в пятнадцать, попадает туда после родительского развода.  О родителях и сестре Бода читатель узнает совсем немного – и больше всего, пожалуй, о матери, чей призрак слезно просит миссис Оуэнс позаботиться о малыше.

Вход в западную часть Хайгейтского кладбища (Лондон). Прототип кладбища из книги.

Вход в западную часть Хайгейтского кладбища (Лондон). Прототип кладбища из книги.

 Более того, контакты главного героя с миром живых до определенного момента ограничены парой бестолковых мошенников, на которых он натыкается, едва покинув кладбище. Примечательно, что в романе не находится ни одного действительно важного для Бода взрослого, который бы был еще жив.

Тем не менее, детское любопытство в конце концов берет верх. Попытка Сайласа объяснить, чем самостоятельные вылазки за пределы кладбища могут навредить, оканчивается не вполне так, как он того ждет. Во-первых, мальчика совсем не шокирует ни новость о том, что родители были убиты, ни о том, что убийца продолжает его разыскивать.

 

Бод пожал плечами.

- И что с того? – сказал он. – Это же просто смерть. Ну то есть... у меня же все лучшие друзья – мертвецы.

 

Во-вторых, Бод принимает решение пойти учиться в «обычную» человеческую школу, раз уж ему придется сталкиваться с человеческими опасностями в будущем. Поскольку мальчик обладает кладбищенским навыком казаться незаметным и незапоминающимся, большинство одноклассников его «не распознают», а учителя гадают, к какой религии принадлежат его родители – не может же у ребенка просто так не быть компьютера и телефона. В этой школе, увы, ни один учитель не сравнится для Бода с его мудрыми кладбищенскими опекунами и не найдется ни одного хорошего друга. Зато находится целых два врага, мальчик и девочка, терроризирующие других детей (примечательно, что Бод в лучших традициях своего необычного семейства пытается их сначала перевоспитать и только потом уже – перехитрить). В целом мальчик сталкивается с теми же самыми проблемами, с которыми сталкиваются в школе «домашние» дети из обычных семей – и точно так же в детские конфликты приходится вмешиваться взрослым, которые зачастую так же дурно воспитаны, как и их дети.  К этому моменту читатель может задать резонный вопрос: неужели Гейман так не любит обычных живых взрослых и обычные человеческие семьи?

 

Куда уходит детство

Чем же отличаются друг от друга мир живых и мир мертвых? По мере развития сюжета становится ясно, что роман Геймана – это не только своего рода парафраз романа Киплинга, но еще и вполне прямолинейный роман воспитания, где закаляется характер юного героя и одна за другой разрушаются иллюзии об окружающем мире.

Неизвестная могила на хайгейтском кладбище. Автор Carlos Ramos Alar

Неизвестная могила на хайгейтском кладбище. Автор: Carlos Ramos Alar.

 

Как и любой ребенок, он исследует границы дозволенного и нарушает все запреты, направленные на то, чтобы уберечь его от беды. При этом поистине огромная семья из призраков, занятых воспитанием Бода, почти ничем не отличается от любой другой большой семьи с добрыми и строгими родителями, ворчливыми дядюшками и знающими все на свете дедушками.

И тем не менее Гейман намеренно выводит необыкновенную семью Бода как идеальную, а живых взрослых и детей представляет реальными людьми со всеми их несовершенствами и пороками. Первое представление о семье (да и о мире вообще) – это иллюзия любого ребенка, который только с годами учится видеть в людях добро и зло, отличать строгость от несправедливости, «доверять, но проверять». Второе же видение – это видение взрослого, который смирился с несовершенством мира и научился смело бороться с трудностями. Он уже не может «не тревожить» жизнь окружающих, как того требуют правила.  А единственное и главное различие между мертвыми и живыми, которое прекрасно формулирует Сайлас, касается не столько уже взрослых людей, сколько самого Бода, едва-едва вступающего во взрослую жизнь:

«[Для мертвых] с миром все кончено, а для тебя нет. Ты живой, Бод. У тебя безграничный потенциал. Ты можешь делать что хочешь, создавать что хочешь, мечтать о чем хочешь. Если станешь менять мир – мир будет меняться.» А если ты умер, потенциал исчезает. Совсем.

Эти слова оказываются лучшим обоснованием финала романа, в котором Боду приходится делать выбор между комфортным и уютным миром своей кладбищенской семьи и незнакомым миром живых людей. Пожалуй, любой читатель, который уже повзрослел, догадается, каким будет этот выбор. ■

Екатерина Рубинская

Нашли ошибку в тексте? Выделите ее, и нажмите CTRL+ENTER

Вход

Войти с помощью социальных сетей

Регистрация

Войти

Зарегистрироваться с помощью социальных сетей

Восстановка пароля

Зарегистрироваться
Войти

Нашли ошибку в тексте?

Мёртвый босяк

В телеге обмяк.

Был он никто,

Вы же за то

Жалкие кости

Здесь и бросьте. (перевод эпиграфа из русского издания)

 

Помимо довольно безопасного «Никто Оуэнс», автору данной статьи встретился также перевод «Никто Иничей», который можно оценить разве что как неудачный эксперимент.