Pink Floyd, The Wall (1979, киноверсия – 1982)

Если говорить о рок-музыке и антиутопии, «Стена» с большой долей вероятности придет в голову самой первой. Но любопытно, что, в отличие от более поздних примеров музыкальных антиутопий (и антиутопий вообще), действие «Стены» не происходит ни в будущем, ни в вымышленной стране, ни в далеком космосе. Это вполне реальный контекст послевоенной Великобритании – с разрухой, душевными метаниями и целым поколением «детей войны», одним из которых и оказывается главный герой. Суровость английских публичных школ была воспета не одним литератором и кинодеятелем, а рок-сцена уже какое-то время находилась под пристальным вниманием папарацци и документалистов... 

И тем не менее, отрицать, что «Стена» – чистой воды антиутопия (пускай и «личного масштаба»), сложно. Что же роднит ее с этим жанром, если социальный контекст эпохи трудно как-либо соотнести с тоталитаризмом или конкретной экологической катастрофой? Часть ответа на этот вопрос заключается в личности главного героя-музыканта. На создание образа главного героя, Пинка, сильно повлияла судьба первого лидера «Пинк Флойд» Сида Барретта, чья карьера оборвалась раньше времени из-за злоупотребления психоделическими веществами и шизофрении. Примеры эксцентричного поведения Барретта отразились и в тексте альбома, и в киноверсии «Стены» – в частности, Барретт однажды появился в звукозаписывающей студии перед бывшими коллегами по группе с полностью выбритой головой и без бровей...

Вторая «половина» Пинка – это, несомненно, сам Роджер Уотерс: идея альбома у него возникла после того, как на одном из концертов он плюнул в подобравшегося слишком близко к группе фаната, а тот обрадовался вместо того, чтоб оскорбиться. Уотерса поразило как его собственное поведение, так и слепое обожание зрителя, готового терпеть все, что угодно, за возможность находиться рядом с кумиром. В результате музыкант начал задумываться о возведении стены между собой и фанатами. (Вспомним, что всего лишь на десять лет раньше экзальтированное поведение поклонников, которым уже неважно было, что происходит на сцене, навсегда «увело» в студию легендарных The Beatles).

Невозможность быть понятым тяжела для каждого, а для музыканта особенно – тогда количество людей, «не понимающих» твое искусство, вырастает в разы.  А что, если творческая чувствительность обостряется потерей отца, взрослением в послевоенное время и дурным обращением школьных учителей? Для своего жанра уникальность «Стены» заключается в необычном взгляде на саму природу антиутопии – если человек видит окружающий мир как антиутопию, то неважно, каков этот мир на самом деле. В представлении Пинка школа – бессмысленная мясорубка (“Another Brick in the Wall”), материнская любовь – удушающее объятие (“Mother”), любовь к жене – ожидание обязательного предательства (“Don’t Leave Me Now”). И хотя картины очень похожего на фашистский тоталитарного режима – всего лишь галлюцинации больного Пинка («In the Flesh”, “Run Like Hell”, “Waiting for the Worms”), от этого они ужасают не меньше. Пугающей становится и метафора музыкального «шоу»: в заглавном треке альбома, «In the Flesh?”, Пинк иронично спрашивает у аудитории – ну что, вы не этого ожидали? – и продолжает вводить фанатов в ужас, как, например, наивную девушку-«групи», заставшую его жуткий нервный срыв («One of My Turns»).

Несомненно, «Стена» – это мощное по эмоциональному воздействию предостережение. Каждая антиутопия по-своему отвечает на вопрос «что будет, если», но всегда стремится предостеречь читателя – то от чрезмерной веры в технический прогресс, то от беспечного отношения к природе, то от слепого поклонения лидерам. «Стена», в свою очередь, служит напоминанием о страшной силе отчуждения и взаимной глухоты.

Именно поэтому критики и фанаты еще долго будут спорить о том, как интерпретировать финал альбома – если Пинку удалось сломать стену, стал ли он ближе к другим или просто остался перед ними беззащитен? В фильме режиссер Алан Паркер своеобразно отвечает на этот вопрос, показав, как на обломках стены играют дети. Это может быть и символом обновления, детского любопытства и невинности, и мрачным напоминанием о том, что именно детям придется жить с последствиями каждой разрушительной войны.

В распоряжении читателя огромное количество ресурсов с множеством интерпретаций – стоит отметить как минимум сайт thewallanalysis.com, где каждый трек «Стены» сопровождается развернутым комментарием. На наш взгляд, почти запредельный уровень равнодушного отчаяния в рок-опере и заставляет все новые и новые поколения слушателей рассуждать о том, выбрался ли Пинк из-за стены, есть ли выход из бесконечных мировых кризисов, и можем ли мы что-нибудь сделать, чтобы не оказаться в один прекрасный момент на месте главного героя. «Стена» хорошо показывает, как позиция жертвы превращает человека в монстра, способного сделать такими же жертвами многих других. И если мы пассивно позволяем обстоятельствам разрушать нас, то и вправду живем в самой настоящей антиутопии – и хуже того, полностью этого заслуживаем.

Dream Theater, The Astonishing (2016)

Если «Стена» уже стала классикой, то самой свежей музыкальной антиутопии на данный момент еще только предстоит пройти испытание временем и поколениями новых требовательных слушателей. В самом начале 2016 года концептуальный альбом под названием The Astonishing («Ошеломительный») выпустили канадские рокеры Dream Theater. Свой опус они условно разделили на два акта и выложили его либретто онлайн (с ним можно ознакомиться на официальном сайте группы).

Действие «Ошеломительного» происходит в не самом далеком будущем, когда власть в США захватывает «Великая Северная Империя» и помимо прочих злодейств заменяет «человеческую» музыку на искусственный шум, создаваемый специальными машинами. Империи противостоят благородные революционеры, среди которых на свет появляется юноша Гэбриел с прекрасным голосом, способным изменить мир... В сущности, дальше слушателю предлагается не столько настоящая антиутопия, сколько сказка о призвании, любви и предательстве, в которой добро еще и умудрилось победить зло. 

Противопоставление творчества бездушных машин и истинно прекрасной музыки не ново ни для музыкальной культуры в целом, ни для рок-эстетики, частью которой всегда была борьба с выхолощенной и идеально спродюсированной коммерческой продукцией. К примеру, Фредди Меркури часто приписывают слова о том, что вскоре создание музыки будет полностью опираться на технологию, а не настоящий талант, и что музыка так или иначе утратит свою душу. Если учесть любовь Меркури и музыкантов Queen к техническим инновациям, авторство цитаты сразу начинает вызывать большие сомнения – но общее настроение определенного сегмента фанатов рока она передает прекрасно. И, возможно, именно эта идея и заставляет сюжет «Ошеломительного» звучать не то наивно, не то слегка старомодно. Критики и слушатели достаточно быстро указали на сходство альбома Dream Theater и альбома их земляков, канадских ветеранов рока Rush. Те еще в 1976 году записали культовую пластинку «2112» с очень «знакомым» сюжетом: в будущем, когда все потребляемое искусство контролируется диктаторами, находится избранный... и нет, прекрасного голоса у него не обнаруживается, зато находится гитара с волшебным звучанием. Финал у опуса Rush, в отличие от «Ошеломляющего», печальный – и поэтому гораздо больше соответствует духу настоящей антиутопии.

Помимо намеков на коллег по музыкальному цеху, текст альбома наводнен разного рода литературными и религиозными отсылками – 

в журнале Rolling Stone его вообще назвали смесью из Джорджа Р. Р. Мартина, игры World of Warcraft и рок-оперы «Иисус Христос – суперзвезда» (в отличие от вышеупомянутого «2112», который был вдохновлен Айн Рэнд). 

Достаточно прозрачна религиозная символика имен Гэбриела (архангел Гавриил) и его возлюбленной, принцессы Фэйт (“Вера») – в альбоме ее как раз то теряют, то находят снова. Несмотря на кажущееся богатство аллюзий, некоторые критики остались не вполне довольны «программной» частью альбома, назвав сюжет вторичным, а тексты песен банальными – в отличие от пугающе личной и откровенной лирики в «Стене», здесь нет никакой выстраданности. Стихи и идеи гитариста Джона Петруччи довольно прямолинейны и, прямо скажем, не претендуют на литературную оригинальность:

On the road to revolution
There are lessons to be learned
All the things you thought that mattered
Are lost at every turn*

Разумеется, лирический аспект рок-музыки при удачном композиторском решении и мощном исполнении вполне может уйти на второй план, но для концептуальной пластинки, еще и претендующей на звание антиутопии, он играет слишком большую роль. Более того, Джереми Олри с сайта Metal Injection считает, что замысел альбома вдохновлен не столько нынешней политической ситуацией или, скажем, интересом к вечным проблемам человечества, сколько модой на антиутопию в young adult литературе и ее киноадаптациях. (Мода эта, судя по падающим сборам кинематографических новинок, идет на убыль). В российском Rolling Stone пластинку и вовсе заклеймили позором – а вот их коллеги из американской версии журнала посчитали, что творческий результат вполне соответствует заглавию альбома:

... это честная рок-опера с полноценным списком действующих лиц, фантастическим сюжетом, анимированными трейлерами, к тому же битком набитая дополнительными материалами в виде карт и легенд.

К музыкальной составляющей, однако, претензий не оказалось ни у кого – ни у критиков, ни у фанатов.

Здесь есть и богатые оркестровки, и  эффектные переключения с энергичного рока на баллады, и достойный вокал. Возможно, именно легкая наивность сюжета и придает альбому очарование.

Как видим, если «Стена» коснулась во многом революционных для своего времени тем, то Dream Theater пошли по достаточно привычной повествовательной модели. В «Ошеломительном» музыка играет роль волшебного артефакта, способного преобразить ужасный мир вокруг, в то время как музыкант проходит традиционный «путь героя». В свою очередь, у Pink Floyd музыка в первую очередь служит средством самовыражения, а музыкант находится в таком глубоком душевном кризисе, что понять, есть ли из него какой-либо путь наружу, очень трудно. Понятно, пожалуй, другое: и печальная история страдающего от непонимания творца, и старая сказка о добре и зле, рассказываемая каждым поколением на новый лад, вряд ли перестанут быть интересными слушателям. ■

Екатерина Рубинская