Помимо того, что обе эти особенности, являясь наследниками многовековых традиций, при всей своей странности обладают определенным шармом, они к тому же имеют непосредственное отношение к нашей сегодняшней теме разговора.

Когда в русской среде заводится разговор о Данте, самое распространенное определение – «это итальянский Пушкин». Подобное сравнение, не в обиду А. С. Пушкину и поклонникам его творчества, не определяет и десятой доли значения Данте для итальянской культуры и, опосредованно, – для всей христианской культуры; вряд ли кто-то будет оспаривать значение «Божественной комедии» для европейской литературной традиции. Достаточно сказать только, что с выходом «Божественной комедии» заканчивается эпоха Средневековья в Италии и начинается Возрождение – период триумфа итальянской культуры в Европе.

Данте в истории Италии и её языка

Важно помнить, что до эпохи Данте итальянского самосознания как такового не существовало – на территории Апеннинского полуострова с трудом уживалась горстка княжеств, постоянно воевавших между собой. Единого языка не было (и еще долго не будет), чувства национального единства – тем более; до Данте у будущих итальянцев не было даже ощущения родства между собой, впервые это открытие совершит именно он в своем трактате «О народном красноречии». В качестве официального языка использовалась латынь, на ней же писались все литературные произведения. Данте в вышеупомянутом трактате берётся это изменить: он впервые в итальянской истории обнаруживает сходство между языками княжеств будущей Италии, призывает к их объединению (под властью императора – несмотря на то, что Данте относился к партии гвельфов) и к установлению одного из языков в качестве официального для общения между вотчинами. К сожалению, эксперимент Данте прошел неудачно – ему так и не удалось выбрать идеальный диалект –

но тот факт, что подобная идея была высказана за несколько веков до её реализации, позволяет итальянцам считать Данте не просто пророком или гением, опередившим свое время, – его небезосновательно называют отцом итальянской словесности.

Эта мысль логично возвращает нас к «Божественной комедии». Нелишним будет напомнить, что само название «Божественная комедия» появилось уже после смерти Данте благодаря одному из его первых толкователей – Боккаччо; сам автор озаглавил свой труд так: «Начинается Комедия Данте Алигиери, флорентийца по рождению, но не по нравам». В письме к своему покровителю Кангранде делла Скала Данте даёт объяснение названию своей поэмы: «если мы обратимся к содержанию, то в начале оно (произведение) ужасно и смрадно, ибо речь идет об аде, а в конце – счастливо, желанно и благодатно, ибо речь идет о рае. Если мы рассмотрим язык, он – сдержан и смиренен, ибо это вульгарное наречие, на котором говорят простолюдинки». Здесь видно, что слово «комедия» вынесено в заглавие не только на основании счастливого конца произведения, этим Данте подчеркивает, что поэма написана на народном языке – на том самом «вольгаре», которому много веков спустя суждено стать языком потомков тех славных флорентийцев! Для Данте использование простонародного языка принципиально, ведь его творчество служит иллюстрацией к идеям о том, что именно народная речь, а не безликая мраморная латынь, как нельзя лучше подходит для итальянской литературы и передает её национальный характер гораздо ярче и выразительней.

Зачем итальянцам эпос?

А теперь от языка плавно перейдем к тому, что, возможно, имеет для итальянцев гораздо большее значение. Вспомним историко-литературный контекст: к XIV веку у англосаксов уже есть сказание о Беовульфе, у ирландцев – Кухулин, у скандинавов – Эдды; в общем, большинство европейских народов уже обзавелось своим эпосом. Не будем забывать о том, что эпос даёт своему народу: это попытка ответить на вопрос, кто мы, где наши корни, откуда мы пришли и куда идем. Есть даже мнение, что без национального эпоса народ находится в подвешенном состоянии, его нельзя считать в полной мере сформировавшимся. Италия это прекрасно понимала, и её решением проблемы становится наступление эпохи Возрождения – в поиске своих корней итальянцы возвращаются к Древнему Риму, и за ними моду на античность подхватывает вся Европа. А наступление этой эпохи провозглашает, как уже было сказано выше, именно написание «Божественной комедии».

Итак, что же позволяет нам считать «Божественную комедию» эпосом? В первую очередь, несомненно, её масштабы. Здесь важны даже не персонажи, исчисляемые тысячами, и не космический масштаб пространства и времени, а тематический охват. В своей поэме Данте обращается не просто к родной Италии, а ко всему христианскому миру, объединяя не только прошлое и настоящее, но и будущее (вспомним предсказание предка Данте Каччагвиды). Популярный в средневековой словесности эсхатологический жанр приобретает новые масштабы и, что немаловажно, глубокое символическое значение. Мир Данте далеко выходит за рамки повествования, он вмещает в себя историю целой цивилизации, где правда переплетается с вымыслом, ему удается даже совершить прыжок за грань понимания, описать то, что невозможно выразить словами, – Божественное откровение.

Кроме того, Данте справляется и с основной, уже обозначенной нами задачей эпоса: он вписывает Италию в христианский космос, определяет её место, говорит о её истории, мировом значении.

После всего вышесказанного не остается сомнений, что Данте как первооткрыватель итальянской культуры играет для неё совершенно особенную, незаменимую роль. Не без его влияния сложилась в Италии такая сильная гуманитарная школа, уходящая корнями в традиции раннего Возрождения. Лучшей иллюстрацией, на мой взгляд, будет тот факт, что в государственных итальянских университетах, практикующих свободный набор курсов студентами, среди весьма незначительного числа обязательных курсов (часто одинаковых для всех факультетов) значится курс по «Божественной комедии». Математики, инженеры, медики, экономисты, держащие на коленях одинаковые томики Данте, – непривычное, но для филолога-литературоведа особенно приятное зрелище.

Конечно, «Божественную комедию» давно растащили на цитаты, смысл которых за время существования дантовского наследия успел смениться не один раз. Итальянский Вирджилио давно стал аналогом нашего Сусанина, и любая мимолетная интрижка становится «любовью, что движет солнце и светила». И нельзя с абсолютной уверенностью сказать, мельчает ли Данте в современных реалиях или это повседневная итальянская жизнь иногда возносится до божественных вершин и приобретает космические масштабы – скорее всего, верно и то, и другое. Культурно-исторические реалии подсказывают итальянскому менталитету постоянный баланс между недосягаемой высотой культуры прошлого и желания отречься от неё – через пародирование, разумеется, – чтобы создать что-то своё и не быть больше беспомощным придатком к великим пращурам.

Данте в современной Италии

Мое исследование не имело бы смысла без прямого диалога с самими итальянцами. Обратимся к мини-интервью, проведенным среди жителей Италии разных возрастов и профессий, и попытаемся изучить ситуацию изнутри.

Паоло, актер, 55 лет

– Скажи мне, пожалуйста, ты читал «Божественную комедию»?

– Конечно, еще в школе, много лет назад. На самом деле, я хорошо помню только вступление. «Земную жизнь пройдя до половины…». Как-то не было возможности потом перечитывать, да и в школе всегда не хватает времени, чтобы прочитать ее полностью.

– Ты помнишь, поразило ли тебя что-нибудь, когда ты читал? Может, что-нибудь повлияло на твою дальнейшую жизнь?

– Не сказал бы, хотя я и знаю, что это часть нашей истории… Напрямую не повлияла, но косвенно – несомненно, даже в плане политических взглядов. Мое католическое воспитание прошло не без влияния Данте. Да и в нашей повседневной жизни мы постоянно на него ссылаемся…

– По-твоему, что позволяет считать «Божественную комедию» национальной итальянской поэмой? Каким образом она выражает суть итальянского духа?

– Наверное, через вечные проблемы нашей нации, прежде всего в области политики, культуры и религии, все эти отсылки на поэтов того времени, аристократические династии, папство…

В политике мы нередко вспоминаем борьбу гвельфов и гибеллинов, в любви – историю Паоло и Франчески, в области религии – фигуры святых… Вергилий, Харон… И огромное количество цитат, которые мы используем в повседневной жизни, когда хотим описать похожий случай или чье-то поведение. Например, в очень сложной или утомительной ситуации мы говорим «дантовское путешествие». И так далее… Мы постоянно ссылаемся на творчество того, кого мы зовем Великим Поэтом.

Катерина, студентка, 24 года

– Ты же читала «Божественную комедию», так?

– Конечно!

– Что на тебя произвело самое большое впечатление при прочтении?

– Ну, наверное, дьявол, то есть Люцифер. С этой его головой над замерзшим озером…

– Ты никогда не чувствовала присутствие образов «Божественной комедии» в жизни?

– Конечно! Мы постоянно её цитируем. Например, «Оставь надежду, всяк сюда входящий», «Любовь, любить велящая любимым» и так далее… В ироническом ключе, естественно.

Итоги. Италия и её прошлое

Жизнь Италии неразрывно связана с её прошлым, однако сказать об этой связи, не подчеркнув её амбивалентность, значит не сказать ничего. Еще век назад знаменитый футурист Маринетти говорил об Италии как о свалке старья, где нельзя плюнуть, чтобы не попасть на произведение искусства. Итальянское мировоззрение во многом определяется славой прошлых лет, окрыляющей и тяготящей её одновременно. Потомки Данте стали заложниками его величия, отсюда постоянное колебание между подражанием и пародированием, восхищением и высмеиванием. Данте дал Италии больше, чем народный эпос – он во многом предопределил жизнь итальянцев на столетия вперед, повлиял на неё так, что для них самих это влияние не всегда очевидно. Трудно определить, какую долю культурного кода Италии составляет наследие одного Данте, понятно лишь одно – гораздо бóльшую, чем можно себе представить. ■

Александра Левина