Читатель готов принять любой вымысел о внешнем мире – нарушения законов физики, биологии и даже логики. Но если объяснению не поддаётся психология персонажей, мотивировка их поступков, произведение просто не воспринимается как таковое. Можно сказать, что это единичный случай. Тогда как объяснить, почему Беовульф идёт убивать дракона, хотя делать это он не обязан? Почему так жестоко карает Гудрун своего второго мужа, скармливая ему своих детей? И почему Роланд не может раньше затрубить в рог Олифант, чтобы призвать войска и избежать гибели?

А все потому что они – эпические герои. Чтобы их понять, придётся проложить себе путь в иную, эпическую реальность. И в неё не так-то просто попасть.

Потерянная дверь для ключа

На самом деле, проблемы начинаются ровно тогда, когда вы вбиваете слово «эпос» в поисковую строку. Сразу становится понятно, что слово это имеет несколько значений. Как пишет «Краткая литературная энциклопедия», эпос «в широком смысле слова один из трех родов литературы, наряду с лирикой и драмой, т. е. повествовательный род, включающий в качестве жанровых разновидностей сказку, новеллу, повесть, героический эпос, рассказ, очерк, роман и т. д.». Пожалуй, это значение слишком широко. Читаем дальше: «эпос в узком смысле – это именно героический эпос, устный и книжный. Он дошел до нас как в виде обширных эпопей («Илиада», «Рамаяна», «Беовульф», «Джангар», «Манас» и др.), так и коротких песен, отчасти сгруппированных в определённые циклы; в стихотворно-песенной, смешанной и реже – прозаической форме». Итак, у нас есть два взаимосвязанных значения, которые, тем не менее, легко различаются как автором, так и читателями энциклопедической статьи.

Если же мы обратимся, например, к «Поэтике» Аристотеля, то увидим, что, описывая эпический род литературы, он имел в виду именно те тексты, которые мы сейчас относим к узкому значению (в основном, он обращался к поэмам Гомера). За две с половиной тысячи лет многое изменилось, однако точка зрения Аристотеля отражает первоначальное восприятие эпоса, связанное с его происхождением.

Кроме этого, меняются и пространственно-временные координаты – космические масштабы сужаются до личной судьбы героя, а «первоначальное» время становится сказочно-неопределённым. К примеру, в «Прорицании вёльвы» содержится в сжатом виде вся история вселенной, задан контекст для всей первой части Старшей Эдды. В то же время исландская «Сказка о Грисхильдур Великодушной» начинается со слов «Жил когда-то на свете король» (пер. Л. Горлиной). Но как люди пришли к той форме эпоса, которую мы знаем сейчас?

Мелетинский пишет, что эпос унаследовал черты как мифа, так и сказки. Он появляется при разложении первобытнообщинного строя, когда возникают племенные союзы и первые государства, когда люди нуждаются в новой форме словесности. Эпос вбирает в себя историческую память и этические нормы, он сам становится синонимом повествования, родом литературы. Поэтому Аристотель берёт слово «эпос» и открывает им одну из дверей – ту, к которой тот идеально подходит. Нам лишь остаётся жалеть, что к эпическим сказаниям добавился ещё десяток жанров, которые очень сильно разнятся между собой.

Эпические герои в эпических обстоятельствах

Наследники культурных героев и богов, персонажи эпоса вдруг оказываются среди людей и в рамках исторического времени. В этом, наверное, и кроется ответ на вопрос, почему эпические герои так сильно отличаются от нас. Они меняют мир, но при этом имеют личные мотивы. Они действуют так, как будто превращают хаос в космос, но на самом деле «заперты» в реальном мире. Мелетинский показывает это на примере древней, архаической, формы эпоса – например, «Старшей Эдды», «Калевалы», эпоса о Гильгамеше. В персонажах всё ещё чувствуется влияние мифологических культурных героев – Гильгамеш строит храм и крепость Урук для людей. А чудовища, которых герой должен победить, очень похожи на древних хранителей доставляемых людям культурных ценностей. Сигурд убивает дракона Фафнира, чтобы добыть золото, однако оно оказывается проклятым и не приносит блага своему хозяину. Это ещё один пример переосмысления мотивов персонажа и последствий его деяний.

Учёный отмечает, что для эпоса характерно чёткое противопоставление «своего», то есть человеческого, культурного, цивилизованного, и «чужого» – демонического, присущего хтоническим чудовищам. Если герой, добывающий ценности для людей, уходит в прошлое, то герой-защитник, герой-воин, выдвигается на первый план. К примеру, скандинавский Один – типичный культурный герой, добывает путём испытаний магические руны и мёд поэзии, а Сигурд получает дар говорить с птицами почти случайно, и для него важнее сама борьба с драконом.

Классический эпос, выделяемый Мелетинским как более поздняя форма, наследует основные черты архаического эпоса, но помещает конфликт на исторический фон. Герои при этом остаются теми же – неистовыми и строптивыми, сохраняющими характер божеств, оставленный им ещё с мифологических времён. Гнев Ахилла в «Илиаде», неподчинение Роланда здравым доводам Оливье в «Песне о Роланде» – всё это проявление того самого героического характера. Такие персонажи не могли жить среди людей – поэтому многим из них было суждено доблестно умереть в битве.

Реальные события в классическом эпосе приобретают космический масштаб. Сохраняется то самое общемировое деление на «своё» и «чужое». Арьергард войска Карла Великого, возвращающегося из неудачного похода, вдруг оказывается средоточием всех сил народа для борьбы с сарацинами, которые в "Песне о Роланде" уж очень смахивают на древних чудовищ (о мисбах, входящих во вражеское войско, говорится, что «вся спина у них, / Как у свиней, щетиною покрыта»)*.

Вернёмся к нашему примеру из Махабхараты. Битва Пандавов и Кауравов, описанная в Бхагавад-гите, становится вселенским событием, она влияет на судьбы мира. Но Арджуна опускает свой лук, потому что в этой битве с обеих сторон сошлись родственники, и он не хочет их смерти.

Кришне необходимо разъяснить ему устройство человеческой жизни и Вселенной, чтобы Арджуна смог встать и возглавить победоносных Пандавов. В двадцать первом веке сомнения Арджуны выглядят более чем естественными, а, вот, мораль Кришны – выглядит сомнительно.

Когда бытие бросает вызов точке зрения

Действительно, как можно подговаривать своего друга и товарища убивать своих родственников и при этом оставаться положительным персонажем? И вообще, раз уж с ними надо бороться, они должны быть отрицательными, так почему же Арджуна так переживает? Мы по привычке противопоставляем одну сторону другой, разделяем их в своём сознании непроницаемой стеной. Но эпический взгляд на мир отличается тем, что весь мир мыслится как единое целое, все его части взаимосвязаны и существует в рамках одной судьбы.

Как ни странно, проще всего проиллюстрировать это единство на примере не народного, а литературного, авторского эпоса. Последний появляется позже, чем классический, и некоторые исследователи называют его «вторичным», так как он создаётся конкретными авторами в рамках письменной традиции, но при этом стремится подражать народному. К таким произведениям относится, к примеру, «Энеида» Вергилия, «Неистовый Роланд» («Неистовый Орландо») Л. Ариосто, «Потерянный Рай» Дж. Милтона. Остановимся на последнем произведении.

Милтон разворачивает одиннадцать стихов из Книги Бытия, посвящённых сотворению мира и грехопадению, в колоссальную поэму из двенадцати книг. Божественный замысел создаёт Вселенную, даёт ей смысл и необходимую эпическую целостность – сохраняется чёткая иерархия ангелов, баланс между материальным и духовным миром. На этом фоне очень ярко виден один-единственный элемент, который из неё выпадает. В начале четвёртой книги мы видим монолог одного из самых запоминающихся героев поэмы – Сатаны. Его раздирают противоречия, он хочет, но больше не может вписать себя в этот миропорядок.

Именно ему сопереживает современный читатель, по сравнению с Сатаной другие персонажи выглядят плоскими и непримечательными. Наша точка зрения не совпадает с эпическим бытием.

* * *

Эпос, даже авторский, предполагает не только проникновение в иную картину мира, но и особый метод чтения. Произведения этого жанра, особенно древние, невозможно «проглотить», как детектив или авантюрный роман. Бесконечные детали, приправленные сносками, эпические повторения, затягивание действия – эти неотъемлемые черты эпоса сделали его непопулярным. Эпические поэмы сейчас читают либо студенты, либо люди, интересующиеся историей. Но разве для этого они создавались?

На самом деле, от чтения эпоса можно получить колоссальное удовольствие совершенно особого рода. Я бы сравнила его с чаепитием. Современную литературу можно назвать обычным листовым чаем – заваривается он просто и достаточно быстро, насладиться им можно практически когда и где угодно. Если же сопоставить с ним китайский пуэр, сравнение изначально будет не в пользу последнего. Брикеты пуэра пахнут землёй, и чем он старше, тем этот запах сильнее и неприятнее. Потратив на него немалую сумму, вы заглядываете в интернет, начинаете изучать, что это за чай и как его правильно заваривать. И вот, при правильной температуре, после сливания первой заварки пуэр вдруг раскрывает перед вами свой вкус, а вы удивляетесь его внезапному преображению. Также и эпос – перед тем, как приступать к чтению, придётся прочесть вступительную статью, запастись временем и терпением, иногда даже ручкой и бумагой, чтобы не запутаться в многочисленных родственниках героя. Вы склоняетесь над книгой, буквально изучаете каждую деталь – и вот, вы уже сами готовы разгневаться на Агамемнона, пойти в бой на стороне Пандавов и гордиться Гудрун, которая защитила свой род кровавой ценой.