Космический корабль движется сквозь «Бога, Смерть и Тайну ... без цели и следа». Как крошечный пузырёк в толще стекла красивой, но пустой, вазы.
Мы обнаружили, что вы используете Adblock. Мы знаем, как для вас важно иметь беспрепятственный доступ к знаниям - поэтому ради поддержания сайта мы оставляем только ненавязчивую рекламу. Пожалуйста, отнеситесь к этому с пониманием.
Как отключить: Инструкция
Во многом именно благодаря этой поэме Мартинсон получил Нобелевскую премию по литературе «за творчество, в котором есть всё – от капли росы до космоса».
Произведение уникальное по своему замыслу и воплощению – фантастическая поэма Харри Мартинсона «Аниара», опубликованная в 1956 году, – вобрала в себя множество поэтических стилей. Название произведения было придумано как неологизм, означающий «пространство, в котором перемещаются атомы». Однако чем дольше Мартинсон писал её, тем больше это новое слово стало перекликаться в его сознании с греческим прилагательным aniaros – скорбный.
Выход поэмы совпал с трудным и печальным временем, когда человечество столкнулось с последствиями испытания атомной бомбы. Трагедия повергла мир в оцепенение. Многие известные люди начали активно выступать против ядерного оружия, и Мартинсон был в их числе. Реакция поэта на произошедшую катастрофу стала одной из основных тем произведения. Не случайно название астероида, Хондо, столкновение с которым приводит к трагедии. Хондо – остров, на котором находится Хиросима. Мартинсон призывает бережно относиться к планете, на которой мы живём. Через трогательные воспоминания пассажиров Аниары, песни Слепой поэтессы и едва уловимые изображения, посылаемые Мимой, он показывает, как сильно будет страдать человечество, если лишить его планеты, природы, единственного дома.
Сюжет поэмы прост, но и не в нём заключена её главная ценность. В далёком будущем Земля, которую автор называет Долиной Дорис, практически разрушена ядерными взрывами и постоянными войнами.
После экологической катастрофы ей необходим отдых и карантин. Люди покидают планету на специальных космических кораблях – голдондерах. Один из них – Аниара – в пути сбивается с курса и отныне обречён на вечное падение и медленное умирание в космосе.
Трагическая эмоциональная окраска поэмы – сильный и интересный ход. Надежды на спасение нет, и это понимают все. Пассажиры маскируют отчаяние за развлечениями, ищут поддержки у известных религий и новообразованных культов, но всё это иллюзия, попытка сбежать от отчаяния. Проблески истинной надежды возникают редко и подчас оказываются губительными.
Мима, суперкомпьютер, оказывается возведённой в статус божества, поскольку может даровать людям временное утешение. Она улавливает и транслирует сигналы с разных планет и из удалённых мест галактики. Но, превосходя человека не только в интеллекте, но и в эмпатии, она погибает от горя, не в силах перенести вид страдания людей, уничтожаемых войной и друг другом.
Она сказать просила Руководству,
что ныне со стыда она горит,
как камни. Ибо позабыть не в силах
ни вопли искореженной Земли,
ни белых слез, уроненных гранитом,
ни превращенья в газ руды и щебня.
Страданья камня Миму потрясли.
(пер. Бочкарёвой)
Люди же пытаются забыться в науке, музыке, танцах, культах, плотской любви, песнях о далёком доме. Их внутренняя пустота перекликается со страшной пустотой космоса вокруг. Неизменяемые звёзды парализуют даже пилотов.
В подобной обстановке появляется новый фатализм, мысли о самоубийстве.
Мартинсон любил творчество французских символистов и выдвинул на Нобелевскую премию Пастернака. Его отношение к слову воспитывалось на творчестве выдающихся поэтов. Он сетовал, что поэтическая речь оскудела от чрезмерной прямоты. Для Мартинсона слово должно быть символом, многогранным и открытым для интерпретации.
В описании космического пространства поэт умело сочетает и яркие метафоры, и насыщенные символы, и прямые сравнения. Хотя основные идеи произведения понятны любому читателю, многое улавливается на уровне подсознательном, передаётся через ощущения и ассоциации.
Один из наиболее частых образов в поэме – стекло и хрусталь. Космос из песни в песню именуется «стеклянной бездной», он покрыт «хрустальным куполом», «прозрачен». Ясность сочетается со словом ужас. Это соседство обусловлено ассоциативным рядом, который постепенно выстраивается, обогащаясь новыми деталями. Прозрачность стекла символизирует неизбежную ясность будущего «Аниары». Его сходство со льдом рождает образ холодного и безответного пространства. Лёд перекликается со снегом, на который так похожи отдалённые звёзды.
Описания сияющих кристаллов и стекла красивы, но красота их холодна и безжизненна. В ней таится пустота, одиночество и страшная неподвижность. Несомненно, запоминается сравнение Аниары с микроскопическим пузырьком воздуха, путешествующим сквозь стекло в течение долгих лет. Космический корабль движется сквозь «Бога, Смерть и Тайну ... без цели и следа»*. Как крошечный пузырёк в толще стекла красивой, но пустой, вазы. Осознание собственной беспомощности в необъятном космосе вызывает резкое чувство ужаса, желание забыться, отвлечься, сбежать.
Упорядоченная и холодная неподвижность космоса противопоставляется горячему хаосу человеческих эмоций. Страх и отчаяние живут в сердцах пассажиров. Отвлечься от ужаса им помогает суета: жажда власти, как у нового «управляющего» Шефорка, желание плотских наслаждений, пустая болтовня на мёртвом сленге мёртвой планеты. Лишь немногие в этом мире, отгороженном от реальности, способны на тёплое искреннее чувство и спокойное принятие судьбы.
Постоянно подчёркивается жуткая пустота космоса, находящая отражение во внутренней пустоте пассажиров Аниары. Стеклянный сосуд – идеальная метафора. Сам Мартинсон говорил об «Аниаре» как о «поездке сквозь нашу собственную пустоту». Ужас убивает глубину. Людям страшно разбираться в себе, обратиться к трагедии, постигшей не только их самих, но и их родную планету. Они пытаются не слышать вопли умирающих, но те настигают их в кошмарных снах.
Символ зеркала ассоциативно перекликается как с главными метафорами стекла и прозрачности, так и с темой иллюзий. Пассажиры пытаются отвлечься от страшной правды и неминуемой смерти, создавая себе уютное забытье. Например, «летучие сады» Аниары, маленький парк на территории корабля. Они не только напоминают об утерянной природе, но и представляют собой маленькое идеальное райское место, где можно забыться.
Космический корабль движется сквозь «Бога, Смерть и Тайну ... без цели и следа». Как крошечный пузырёк в толще стекла красивой, но пустой, вазы.
На каждом голдондере есть такой сад непременно.
Им прозвище дали «летучие парки вселенной».
Нет мысли достойней и выше: беречь все живое.
Там рай, где природа не тронута нашей рукою.
(пер. Бочкарёвой)
После смерти Мимы, главной утешительницы, создаётся зеркальный зал. Зеркала расширяют пространство, рождают новую иллюзию внутри иллюзии. Отражения людей, многократно умноженные, дают ощущения многолюдности, живости, веселья. Всё блестит, сияет, радует. Однако понятно, что это видимость оживления. Внутри это всё то же стекло, та же пустота, та же попытка убежать.
Мир Аниары не только глубоко трагичен, он ещё и абсурден. Страшное зазеркалье, где за новыми словами, сложными понятиями и различными культами кроется страшное и неприукрашенное одиночество. Это зеркальный лабиринт, из которого нет выхода.
Не случайно, момент истинной надежды, когда кажется, что Аниара всё-таки может приземлиться, доходит до своей кульминации в разрушении зеркального зала. Иллюзия моментально разлетается на осколки при малейшем намёке на спасение. Но Аниара обречена. Это лишь очередная иллюзия, созданная снежным туманом (конечно, снежным не просто так). Миг надежды заканчивается разрушением, смертью многих людей, полным крушением обманного забытья, после чего следуют годы темноты, апатии и долгожданная смерть.
Мартинсона с морем связывало особое родство. Долгое время прослужив матросом, он не понаслышке знал, какие опасности в себе таит кажущееся спокойствие стихии. Вся красота моря, его таинственность и безбрежность в сравнении с маленьким беззащитным человеком кажется ещё больше, необъятнее, страшнее.
Космос в этом отношении очень к нему близок. Он так же огромен и непознаваем. Два символа объединяют темы одиночества, потерянности в бесконечном непонятном пространстве, борьбы со стихией, принятия неизбежного. Люди давно обращали внимания на это сходство (взять хотя бы словосочетание «космический корабль»). Но редко его удавалось выразить с такой поэтической силой, насытить глубокими дополнительными смыслами.
Одна из самых красивых и страшных песен поэмы – 103 – изображает космос как бесконечную ночь. Поэт пишет, что видит собственную «судьбу, отражённую в галактическом море». Песня объединяет важнейшие метафоры, создавая один общий мощный образ.
Море – символ путешествия. Это путь, который проходит как человечество, так и человеческая душа. Космическая одиссея, поиск собственного места в неоднозначном трагическом мире.
Море – это время, связанное воедино с пространством. Космос – время, воплощённое в пространстве. Отсюда возникает образ часов. Мартинсон снова сочетает основные метафоры. Аниара сравнивается с огромным хрустальным гробом, а ужас, которым наполнены души её жителей, отбивает ход времени «часами печали, сделанными из стекла».
Море – это, конечно, и смерть. Эта грань смысла напрямую связана с истекающим временем. Целый ряд персонажей, обрисованных короткими, но яркими штрихами, возникает и умирает. Они «уходят в море». Их поглощает время, стихия, космос.
Чем мрачнее становится окраска поэмы, тем яснее выступают образы, напрямую связанные с темой смерти. Так, космос – «пустынная долина темноты» – сравнивается с кладбищем, где царит вечная ночь. Символично и чёрное солнце над ним. В этом мире уже нет места свету. Ведь свет предполагает надежду и тепло.
С темой смерти связан и образ Аниары-гроба, возникающий в поэме несколько раз. Но ключевым, пожалуй, становится другой, не менее яркий – Аниара-саркофаг. Конечно, это практически одно и то же.
Поэт пишет, что видит собственную «судьбу, отражённую в галактическом море».
Но само слово «саркофаг» более символично. Это не просто гроб, а «пожиратель плоти», вещь сакральная и таинственная.
Образ оказался настолько точным, что был транслирован и в реальный мир. Экранизация «Аниары» 2018 года (до этого произведение существовало также в форме радиоспектакля и оперы) показывалась на кинофестивале в Гётеборге. Организаторы придумали интересный ход. Зрителям предлагалось посмотреть фильм в специально разработанных саркофагах, чтобы усилить ощущение одиночества и клаустрофобии, обострить чувство экзистенциального кризиса. Конечно, по первому требованию людей выпускали, но сам эксперимент оказался достаточно успешным.
Мартинсон активно интересовался наукой и основывал своё поэтическое произведение на научных теориях, включил в него многие технические термины. Описание космоса близко к достоверному и вдохновлено впечатлениями поэта от наблюдений в телескоп за туманностями. Но космос Мартинсона наполнен множеством смыслов, его функция в произведении не ограничивается местом действия.
На страницах поэмы слова «вечность», «бесконечность», «безграничность» появляются постоянно. Попытка описать это ощущение интереснее всего оформлена в 74 песне. Поэт предлагает представить самый богатый язык будущего – 3 миллиарда слов – и осознать, что галактика, в которой плывёт Аниара, насчитывает намного больше солнц. Им нет конца. «И тогда ты поймёшь, но всё же не поймёшь никогда».
Космос, принципиально непознаваемый, становится, кроме всего прочего, символом судьбы, будущего и даже Бога. Это то, что ожидает человечество, если оно не образумится, не прислушается к собственной совести, не научится ценить свою планету, свой дом.
Экзистенциальная трагедия потерянной человеческой души, разыгравшаяся на борту корабля, оттеняется лучшим из возможных фонов. Один за другим умирают пассажиры Аниары, но их саркофаг вечно продолжает свой путь в мрачной пустоте космоса. ■
Наталья Коломийцева
Нашли ошибку в тексте? Выделите ее, и нажмите CTRL+ENTER