Мы Вконтакте Мы в Facebook

Мы обнаружили, что вы используете Adblock. Мы знаем, как для вас важно иметь беспрепятственный доступ к знаниям - поэтому ради поддержания сайта мы оставляем только ненавязчивую рекламу. Пожалуйста, отнеситесь к этому с пониманием.

Как отключить: Инструкция

Описание к картинке

Меню

Рубрика История

СТАТЬЯ«Впусти женщину в свою жизнь» — и да будет она ирландкой!

Среди множества аспектов жизни и творчества ирландского драматурга Джорджа Бернарда Шоу (George Bernard Shaw, 1956–1950), пожалуй, два наиболее часто обсуждаемых и спорных - это женщины и Ирландия. Женщины - потому что о них он написал так много; Ирландия - потому что о ней он написал так мало. Именно поэтому рассмотреть обе проблемы совокупности представляется тем более интересным.

  «Впусти женщину в свою жизнь — и забудь о спокойствии…» — такими словами начинается припев одной из партий профессора Хиггинса в созданном на основе пьесы Шоу «Пигмалион» мюзикле «Моя прекрасная леди» (My Fair Lady, либретто А.Дж. Лернер, музыка Ф. Лоу).

 

Джордж Бернард Шоу (1856-1950)

Джордж Бернард Шоу (1856-1950)

Чужак

Из внушительного драматического наследия Шоу родине он посвятил, по сути, лишь одну пьесу - «Другой остров Джона Булля» (John Bull’s Other Island”, 1904). Однако ибернианский (то есть истинно ирландский) дух обнаруживает себя в его произведениях намного чаще. Взять хотя бы профессора фонетики Хиггинса из знаменитой пьесы Шоу «Пигмалион» (Pygmalion, 1912). Хотя ремарки не дают читателю никакой информации о его происхождении, можно с уверенностью заключить, что Хиггинс - ирландец. Это заложено как в его имени (Higgins – англ. аналог ирл. Ó hUigín, «сын викинга»), так и в его скептическом взгляде на английский снобизм и классовую систему, так и в его эксцентричном поведении в обществе, которое отчетливо демонстрирует чуждость Хиггинса среде лондонской аристократии.

В этой чуждости сказывается определенное сходство между драматургом и его персонажем. Все детство и юность Шоу прошли на Изумрудном острове, где маленький “Sonny”, как звал его отец, любовался видом на Ирландское море и горы Уиклоу, а молодой клерк Шоу прилежно изучал искусство и литературу, проводя все свободное время в Национальной галерее и Национальной библиотеке Ирландии.

Однако, свое литературное призвание Шоу обрел уже в Англии, где и прожил большую часть жизни. И все же на склоне лет Шоу писал: «Не изменится со временем тот факт, что человек, родившийся в Ирландии, воспитанный и напитанный ее воздухом, является ирландцем. <…> Я прожил 20 лет в Ирландии и 72 года в Англии; <…> в Британии я все еще иностранец/чужак, и таковым умру».

 

Феминист и «убежденный холостяк»

Драматург и его герой: оба «чужаки», оба эксцентрики и новаторы (каждый в своей сфере), трудоголики и любящие вызов экспериментаторы (трансформация Элайзы Дулитл происходит благодаря пари, которое заключают Хиггинс и Пикеринг; и в качестве ответа на вызов У. Арчера Шоу пишет свою единственную трагедию «Дилемма доктора», 1906) - наконец, оба страстные адепты веры в преображающую силу знаний. Однако провести прямую параллель между Шоу и Хиггинсом невозможно ввиду одного крайне важного обстоятельства – разницы в их отношении к женскому полу.

Если Хиггинс всеми способами демонстрирует равнодушие к женщинам и до конца жизни остается «убежденным холостяком», то Шоу, в чьей жизни было не одно любовное увлечение, всегда ставит женщину во главу угла. Женщина в его картине мира – носительница Жизненной силы, которая обусловливает развитие человечества в рамках Творческой эволюции. Это существо, чей интеллект, природная витальность и харизма наделяют ее силой, достаточной, чтобы совершить революцию, как в отдельно взятом мужском сознании, так и в целой стране, если не мире. Примером тому – его Великая княжна Беотии, Змея из райского сада, Святая Иоанна. Примером тому – его Странная Леди из ранней пьесы «Избранник судьбы» (The Man of Destiny, 1897).

 

Шпион

Не комедийная субретка, и не femme fatale, но «ведьма», на которой прекрасно сидит офицерская форма, – она действительно представляла собой странное зрелище для английской сцены. 

Женщина в его картине мира – носительница Жизненной силы, которая обусловливает развитие человечества в рамках Творческой эволюции.

Умная, харизматичная женщина, чей шарм на время околдовывает даже Наполеона Бонапарта, оказывается профессиональным шпионом, посланным украсть письмо, компрометирующего характера из пакета документов, направленных полководцу. Выполняя эту миссию, она показывает себя великолепной актрисой (когда переодевается мужчиной, чтобы обвести вокруг пальца доверчивого поручика), талантливым стратегом (когда выпутывается из ловушки Бонапарта, поставившего жизнь этого поручика в зависимость от ее решения), и страстным полемистом на всем протяжении пьесы. Наполеон признает ее как первую женщину, которой удалось его победить, и, интересуясь ее происхождением, узнает, что по бабке Странная Леди – разумеется – ирландка.

 

Леди Изабелла Грегори (1852-1932)

Леди Изабелла Грегори (1852-1932) 

Ласковая и напористая, беззащитная и коварная, эта «колдунья» – двойник Буонапарте, что прекрасно показано в финальной сцене пьесы, где они сидят перед свечой друг напротив друга в абсолютно идентичной позе: «избранник судьбы» и женщина, которой удалось взять его судьбу и будущее французской нации в свои руки.

 

«Величайшая из ирландок»

Хотя сюжетная основа этой пьесы вымышленная, сам революционный запал, заключенный в воле одной ирландки, поставившей себе задачей непременно добиться цели, не был плодом фантазии драматурга. 

Изабелла Августа Грегори (Isabella Augusta Gregory, 1852–1932), более известная как леди Грегори, воплощала собой дух Гэльского возрождения – движения за восстановление национальной культуры и традиций Ирландии. Поэт, драматург, собирательница фольклора и основательница знаменитого Театра Аббатства (1904), она открыто выступила против королевской цензуры, запретившей постановку пьесы Шоу «Разоблачение Бланко Поснета» (The Shewing-Up of Blanco Posnet, 1909). Встречу по этому вопросу с замминистра сэром Джеймсом Доэрти она начала с вызова: «Собираетесь ли Вы нас обезглавить?». В итоге постановка состоялась, и люди, которые не хотели видеть ее на сцене, сидели в первых рядах. Это была революция, прецедент, ясно обозначивший свободу ирландского народного театра от наместнического давления цензоров.

Ярый борец за ирландскую национальную идею, десять лет спустя леди Грегори создаст пьесу «Кэтлин, дочь Холиэна» (Cathleen Ní Houlihan, 1919) о пожилой женщине, чей пылкий дар убеждения сподвигает молодых людей на борьбу за освобождение родной страны от колонизаторов. Этот полумифический образ леди Августа сама воплотит на сцене и постепенно станет такой же эмблемой Ирландии, как Кэтлин. И хотя Шоу назвал ирландский национализм, не раз апеллировавший к истории Кэтлин, проклятием, тот культурный и духовный импульс, который деятельность леди Грегори дала новым поколениям ирландцев, позволил Шоу присвоить ей титул «величайшей из ныне живущих ирландок».

И своих героинь-ирландок драматург наделяет тем же упорством, изобретательностью и огненной искрой, которые были присущи Леди Грегори. Так, даже исполненная достоинства аристократка миссис Хиггинс, услышав от Элайзы, как дурно с ней обращался ее сын, уверяет, что на месте бедной девушки швырнула бы в сторону Генри не домашние туфли, а пару раскаленных утюгов. Не менее экстравагантно ведет себя и юная Дора Дилейни из «Первой пьесы Фанни» (Fanny’s First Play, 1911).

Преступница

Дора – фигура интересная во многих отношениях. На сюжетном уровне эта уличная девица представляет собой ходячий скандал: проведя две недели в тюрьме за пьяный дебош и издевательство над полицейским, она сразу после освобождения отправляется в дом добропорядочных родителей Бобби Гибли, чтобы вызволить их сына (ее ухажера) из месячного заключения (срок больший, нежели у нее, так как мужчине носить женскую шляпу, оказывается, более непристойно, нежели женщине – мужскую). Получив необходимую сумму, она намеревается встретить его у ворот тюрьмы, как поступила бы «любая женщина, которая умеет чувствовать, как леди». И действительно, несмотря на фамильярность в общении и мягко говоря сомнительную репутацию, приветливая Милочка Дора в своей непосредственности и шокирующей искренности гораздо больше соответствует образу истинной леди, нежели невеста Бобби Маргарет Нокс. Та, борясь за свободу от тирании консервативных родителей, начинает самостоятельную жизнь с того, что учится ругаться, как сапожник, и выбивает полицейскому зуб. И именно Дора, обладая проницательностью и прекрасным знанием человеческой природы, различает истинный аристократизм в дворецком Джогинзе, который к вящему изумлению своих хозяев в финале пьесы оказывается братом герцога.

С литературной точки зрения, Дора – одна из первых представительниц персонажей «второго уровня», то есть созданных героем, уже существующим в рамках художественного произведения (в данном случае – Фанни).

 

Статуя Молли Мэлоун в Дублине.

Статуя Молли Мэлоун в Дублине

Своих героинь-ирландок драматург наделяет тем же упорством, изобретательностью и огненной искрой, которые были присущи Леди Грегори.

Наконец, поскольку «Первая пьеса Фанни» – это пародия Шоу на самого себя, Дора совмещает в себе как жизненную философию миссис Уоррен и снисходительно-материнский тон Кандиды (героинь одноименных пьес Шоу), так и несколько ребяческий авантюризм Энн Уайтфилд (из пьесы «Человек и сверхчеловек»). А её вульгарность и безапелляционность тона напоминают позднейшее поведение Элайзы Дулитл – черты, которые в представлении Хиггинса делают его задачу по ее преображению еще более сложной, и оттого «соблазнительной». (Хиггинс (соблазненный предложением, смотрит на Элизу). Чертовски соблазнительно! Она так неподражаемо вульгарна, так невероятно грязна.)

 

Поденщица

Далекой от вульгарности, равно как и соблазнительности оказывается образ миссис Фарел из пьесы-скетча «Газетные вырезки» (Press Cuttings, 1909). Эта «худощавая, весьма респектабельного вида ирландка лет пятидесяти» работает уборщицей в военном министерстве. Не шпион и не куртизанка, она не скандализирует местное общество ни поведением, ни образом мыслей, однако скандальной оказывается сама ситуация, когда генерал Митченер делает ей предложение. Он уважает миссис Фарел за «необычайно мощный ум», за «здравый смысл и силу характера», и именно в силу здравомыслия своей избранницы вначале он получает отказ: работать на Митченера ей приходится в любом случае, но, будучи поденщицей, она хотя бы получает за это плату. Однако беспомощность генерала, как с профессиональной, так и с бытовой точки зрения делают этот брак неизбежным.

И если профессор Хиггинс придерживался твердого убеждения, что женщина – стоит впустить ее в свою жизнь – становится источником хаоса и головной боли, то генерал Митченер, напротив, уверен, что миссис Фарел внесет в его жизнь порядок и придаст ему необходимую ясность мышления (примером чему является их спор о том, «где больше риску – производить людей на свет или сживать их пулями да взрывами со свету»).

Между этими позициями оказывается заключен и опыт самого Шоу, начавшего жизнь закоренелым холостяком, а в 42 года, во многом к собственному удивлению, обнаружившего себя в роли мужа Шарлотты Пейн-Таунсхенд (Charlotte Frances Payne-Townshend, 1857–1943).

 

«Зеленоглазая миллионерша»

История их брака была столь же эксцентричной, сколь и личности, его заключившие. Он – бывший клерк из разорившейся дворянской семьи, скандально известный драматург, социалист и феминист, снискавший прозвище Мефистофеля. Она не красавица, но наследница огромного состояния, не раз отвергавшая предложения выйти замуж за какого-нибудь барона или графа, анархистка по темпераменту и мятежница по природе, стремящаяся – как писала о ней Беатрис Уэбб – приумножить радость в этом мире и уменьшить его боль.

 

Шарлотта и Джордж Бернард Шоу

Шарлотта и Джордж Бернард Шоу

Будучи ирландкой, она прекрасно распознавала все уловки Шоу и не поддавалась его чарам; даря ему поцелуи, она не собиралась поступиться своей независимостью. Ему это нравилось, и тем больше времени они проводили вместе за починкой велосипедов, обсуждением философии и флиртом тем более изощренным, чем более малообещающим он был.

Когда счастливая осень их первого знакомства прошла, Шоу написал Шарлотте: «Не влюбляйся; принадлежи только себе – не мне и никому другому <…> С того момента, как ты не сможешь без меня обойтись, ты потеряна». (Don’t fall in love: be your own, not mine or anyone else's.... From the moment that you can't do without me, you're lost.)

Шарлотта помогала ему готовить тексты пьес к публикации, она была его соратницей в борьбе за права женщин и продвижении идей социализма, она сопровождала его на встрече с Августом Стриндбергом, и она организовала Шоу встречу с Роденом

Получив столь ценный совет, Шарлотта поступила в полном соответствии со своей природой и полгода спустя сделала ему предложение. Шоу – в соответствии со своей природой (и отчасти гордостью человека, привыкшего зарабатывать своим трудом) – ответил отказом «зеленоглазой миллионерше». Однако вскоре оказалось, что сам Шоу не мог обойтись без Шарлотты. Через год после неудачного сватовства драматург получил серьезную травму ноги, чем незамедлительно похвастался Шарлотте, находившейся в то время в Италии, приложив к письму рисунок собственного исполнения. Та незамедлительно вернулась в Англию, чтобы заботиться о нем, и еще год спустя (в 1898 г.) они поженились – с условием о неконсуммации брака, которое, однако, сохранялось недолго.

Шарлотта стала незаменимой помощницей, опорой и поддержкой Шоу, а также одним из источников вдохновения. Вдохновение это, впрочем, имело совершенно иную природу, нежели юное очарование таланта Элен Терри или дьявольский шарм Стеллы Патрик-Кемпбелл (актрисы, с которой Шоу связывала долгая и сложная история отношений, позднее отразившая в пьесе Дж. Килти «Милый лжец»). Это был результат неустанной работы, заставлявшей и помогавшей Шоу двигаться вперед. Ярким примером тому может служить история создания «Святой Иоанны» (Saint Joan, 1923). После канонизации Жанны д’Арк в 1920 г. идея как будто бы носилась в воздухе, однако Шоу долгое время сопротивлялся искушению, постепенно принялся за работу лишь благодаря тому, что Шарлотта усердно раскладывала по дому книги о легендарной Деве так, чтобы они неизменно попадались мужу под руку. Это Шарлотта помогала ему готовить тексты пьес к публикации, она была его соратницей в борьбе за права женщин и продвижении идей социализма, она сопровождала его на встрече с Августом Стриндбергом, и она организовала Шоу встречу с Роденом; она отправилась вместе с ним в кругосветное путешествие и впервые совершила полет над Южной Африкой.

Тонко и во всех подробностях объяснив принципиальную невозможность закончить историю «Пигмалиона» браком Хиггинса и Элайзы, Шоу тем не менее вряд ли преуспел бы в объяснении факта собственного брака. Однако несомненно, что если уж стоило пускать в жизнь драматурга женщину, то только подобную Шарлотте.

 

Заключение

Шоу был убежден в том, что именно неповторимая природа и красота Ирландии служат источником того уникального взгляда на мир, который присущ ее народу, и что невозможно быть в полном смысле ирландцем по крови, ни разу не ступив на землю Изумрудного острова. Однако истинная красота страны – в духе людей, ее населяющих, а будущее - в женщинах, своевольных, остроумных и искренних. Таких, какими Шоу знал их в жизни. Таких, какими он изображал их в своих пьесах. ■

Юлия Скальная

 

 

 

 

 

Нашли ошибку в тексте? Выделите ее, и нажмите CTRL+ENTER

Вход

Войти с помощью социальных сетей

Регистрация

Войти

Зарегистрироваться с помощью социальных сетей

Восстановка пароля

Зарегистрироваться
Войти

Нашли ошибку в тексте?

Консуммация (лат. consummatio — довершение) - завершение обряда бракочетания фактическим (то есть интимным) союзом супругов.