Тим О’Брайен родился в 1946 году. Его годичная служба во Вьетнаме стала темой большинства его книг, смешивающих автобиографическое, вымышленное, а иногда и фантастическое начала. Первыми в этом ряду стали мемуары «Если умру в зоне боевых действий, упакуйте меня и отправьте домой», написанные в 1973 году. Далее был роман с элементами сюрреализма «Вслед за Каччато» о дезертире из Вьетнама. Книга 1994 года «На Лесном озере» соединяет все тот же вьетнамский нарратив с детективной интригой.

Любопытно при этом, что автор не хочет быть воспринятым как пацифист или политический комментатор – при очевидном антивоенном пафосе своих книг. 

По мнению О'Брайена, солдат, прошедший войну, ничему научить не может – он может только рассказывать о ней истории. А насколько они вообще могут быть правдивыми в понимании автора, станет понятно ниже.

«Что они несли с собой» (The Things They Carried, 1990) – самая знаменитая работа О’Брайена, отдельные рассказы из которой быстро стали частью программы американских школ и колледжей. Автор этой статьи, читавшая книгу несколько раз, ошибочно полагала при этом, что она квалифицируется как роман – и неудивительно, поскольку события и герои переходят из рассказа в рассказ, то появляясь, то пропадая. В заглавном рассказе сборника задается тема – вещи, чувства и воспоминания, которые солдаты «несут» с собой по Вьетнаму;  этот бесконечный список создает ощущение невыносимой физической и психологической тяжести их положения. 

При этом достоверность информации о героях постоянно будет под вопросом: например, в одном рассказе повествователь вскользь упомянет убитого им человека во Вьетнаме. В другом – подробно опишет, как это произошло. В следующем – как соврал маленькой дочери, что никого не убивал. Еще через несколько рассказов мы узнаем, что он действительно никого не убивал, а просто нашел тело.

Героизм наизнанку

Сравнение стиля О’Брайена с хэмингуэевским может прозвучать банально – тем более что о вьетнамской войне, которую Хэм толком не застал, уже сложился свой собственный корпус произведений. И тем не менее у них много общего: О’Брайен местами использует тот же бесстрастный телеграфный стиль, но перемежается он почти поэтическими фрагментами, построенными на повторах. И там, где у Хэмингуэя абсурдность войны соседствует с торжествующим мачизмом, у О’Брайена мачизма не остается и в помине – он тоже становится абсурден и не несет совершенно ничего, кроме недоумения, боли и разрушения. Практически каждый стереотипный «мужской поступок» кончается позором и недовольством собой. Сожженная после дурацкой гибели товарища деревня с гражданскими – это совсем не торжество победителя, который показал врагу, где раки зимуют. Это абсурдная злоба жестокого ребенка, который понимает, что неправ, но не хочет себя сдерживать. Сломанный в драке нос – не повод для гордости, а параноидальное ожидание мести от того, кому нос сломали. «Позорный» страх перед дантистом – не нормальное человеческое чувство, а лишняя необходимость доказывать свою стойкость (для чего можно вырвать абсолютно здоровый зуб – лишь бы сослуживцы видели). О’Брайен не раз повторяет, что делается это все по одной и той же причине: «Они несли с собой главный страх солдата – страх покраснеть. Мужчины убивали и умирали, потому что стыдно было поступить иначе»*.

Книга считается ярким примером метаповествования: сам О’Брайен является в ней одним из героев наравне с реальными и вымышленными сослуживцами и намеренно смешивает факты с недостоверными или откровенно приукрашенными воспоминаниями (о чем он нам обязательно сообщает в самый неожиданный момент). В рассказе «На Рейни-Ривер» О’Брайен (точнее, герой, носящий его имя) вспоминает, как пытался бежать от призыва в Канаду. В описании своих чувств он беспощадно точен.  С одной стороны, он далеко не единственный дезертир – многие готовы на ложь и нелегальную эмиграцию, только бы не попасть на фронт. О’Брайен пишет, что не мог идти на войну, смысла которой не понимал («Это гражданская война? Освободительная? Простой акт агрессии? Кто ее начал, когда, почему?»). Потом, уже после получении повестки, его настигло предсказуемое «почему я?» – он ведь студент-отличник, любимец мамы и папы…

Свое состояние автор сравнивает с шизофренией: внутри два голоса, говорящие, что страшно и идти воевать, и бежать в Канаду, где придется навсегда забыть о семье, друзьях и старой жизни. Так он застревает на канадской границе, не в силах бежать дальше. Он признает, что в его положении трусость – это как раз пойти на войну, поскольку он это делает не по героическим или товарищеским соображениям, а только потому что стыдно будет потом смотреть людям в глаза. Речь не идет ни о его отношении к войне в принципе (он не пацифист, хотя и подозрительно относится к милитаристским амбициям родной страны), ни о несправедливости вторжения в чужую страну. Рассказчика волнует только и исключительно собственная шкура, и при этом ты его прекрасно понимаешь. 

И тот факт, что рядом оказывается сочувствующий человек – одинокий старик, который дает герою пожить в своем доме, предлагает деньги и даже перевозит его на лодке через реку, не задавая никаких вопросов – не помогает, а только усугубляет чувство вины.

Герой по фамилии О’Брайен оказывается в центре многих других рассказов сборника – нередко их действие происходит уже после войны, когда он осознает, что может переработать полученный опыт только в виде историй. Поэтому книга и превращается в своего рода гибрид псевдодокументальных военных рассказов и руководства о том, как такие рассказы писать наиболее эффективным образом.

Правда и правда

Самый знаменитый рассказ сборника – «Как правильно рассказывать о войне» – часто используется как пример постмодернистского отношения к фактам и вымыслу. Первая фраза, THIS IS ALL TRUE, по производимому эффекту очень похожа на знаменитую картину Рене Магритта «Вероломство образов», где трубка подписана «это не трубка». После утверждения о том, что «все правда», следует набор шокирующих армейских анекдотов о «бравом» поведении отряда О’Брайена, которые автор комментирует по ходу дела и объясняет, почему та или иная история рассказана именно так. Боб «Крыса» Кайли пишет сестре погибшего товарища о том, каким он был прекрасным человеком и храбрым воином. Очевидно, что львиная доля из написанного неправда, и Кайли пишет, придерживаясь стандартного для подобных писем гиперболического тона. «Эта тупая **** даже не ответила», - сообщает он через две недели. 

В том, что письмо лживое, оказывается виноватым не автор, который соблюл все приличия, а получательница, которая в него не поверила.

И как только ты начинаешь задумываться о том, стоит ли тебе читать дальше после описаний гадостей и жестокостей, автор сообщает – все это неправда, эти истории он рассказывает лишь потому, что публика якобы не хочет настоящей правды о войне. Открывая подобную книгу, мы ждем определенных клише, смеси героических рассказов с физиологически подробными страшилками. И технически О’Брайен все это нам дает – отмечая при этом сконструированность, «ненастоящесть» такого подхода к описанию войн.  В «парном» к «Как правильно рассказывать о войне» рассказе под названием «В хорошей форме» автор сопоставляет happening truth (правду, произошедшую на самом деле) и story truth (рассказанную правду), снова говоря о том, что между ними немного общего. Важна из них только та, что вызывает в читателях эмоции – именно поэтому О’Брайен выдумал историю о том, как убил человека. Несомненно, что поистине сильный читательский отклик возникает как раз на стыке приукрашенного и настоящего, при осознании того, что ждешь авторских манипуляций твоими чувствами, а не простого документального пересказа без литературных закруглений и красивостей. В этом заключается концепция отношения О’Брайена к осмыслению войны. Она принципиально не может сводиться к набору фактов, а рассказы о ней документальны только до известной степени.

Мы видим, что разница между правдой, «правдой» и приукрашенной версией событий понятна не только автору, но и его героям, пускай и на более повседневном уровне. И если «Как правильно рассказывать о войне» - это своего рода программное высказывание сборника, то другие рассказы ту же тему поддерживают более косвенно. Например, в «Любви» О’Брайен рассказывает о встрече со своим бывшим командиром Джимми Кроссом через много лет после войны (как раз в предыдущей истории мы узнали о том, что во время войны он был безответно влюблен в девушку по имени Марта и думал о ней так много, что проглядел гибель одного из своих подопечных).

Кросс рассказывает, что все-таки увиделся с Мартой и даже получил от нее новую фотографию. Когда он снова признался ей в любви где-то посреди воспоминаний о войне, женщина устало спросила: «Зачем вы, мужчины, это делаете?» - имея в виду и слепую безответную любовь, которой в целом безразличен свой собственный предмет, и полуосознанное отношение к войне, насилию и жестокости. Даже получив практически произнесенный вслух отказ, Кросс требует, чтобы О’Брайен вывел его в своей книге настоящим героем – лишь бы Марте понравилось, - и просит только «не говорить о…». Это умолчание почти иронично: потенциальное «о…» упоминается и в предыдущем рассказе, и в последующих. Что это – все та же сожженная деревня, издевательства над животными, другие преступления? Что об этой войне вообще может квалифицироваться не как «о…», о котором лучше не говорить вслух?

Говоря о немногочисленных женских персонажах, можно выделить у них общую черту: нежелание играть по мужским правилам. Марту, о которой мечтает Джимми Кросс, мы видим только его глазами – и то невозможно не заметить, что она не испытывает к нему ничего, кроме вежливого сочувствия. Ее не впечатляет ни то, что он в нее безумно влюблен (хотя, по его мнению, этого должно быть достаточно), ни то, что он прошел войну. Она не чувствует себя обязанной. До логического предела эта идея доводится в похожем на городскую легенду рассказе «Милашка с Сонг Тра Бонг» - один из солдат привозит на фронт свою девушку в надежде, что та будет обеспечивать ему домашний уют. Девушки хватает ненадолго: через какое-то время она начинает пропадать неизвестно где, а потом уходит в джунгли насовсем, присоединившись к вьетнамским партизанам.

Как мы помним, О’Брайен – противник громких политических высказываний. И тем не менее его книгу тяжело не воспринимать как предупреждение людям, которые идеализируют войну, ничего о ней не зная.

Можно сравнить рассказы О’Брайена с модернизированной версией романа воспитания, где все проверенные времени способы повзрослеть и проявить себя приводят к катастрофе – просто потому, что основаны на устаревших или несуществующих идеалах.  И вместо того, чтобы воспринять все произошедшее как поучительный опыт, повзрослеть и помудреть, люди остаются травмированы им навсегда – хотя по прочтении книги отмечаешь, что не так уж и много их остается, чтобы об этом рассказать. В этом Тим О’Брайен и видит свою задачу: рассказывать другим о войне так, чтобы они поняли. ■

Екатерина Рубинская