Жанры-близнецы

Проблемы эпопеи начинаются уже с её определения. Как гласит Краткая литературная энциклопедия (КЛЭ, 1962-1978), эпопея – это «самая большая, монументальная форма э п и ч е с к и х произведений, отличающихся национально-историч. проблематикой. На ранних стадиях развития худож. словесности, <…> Э. — преобладающая разновидность народного "героического эпоса"». При этом в статье «эпос» читаем: «Э[пос] в узком смысле — это именно  г е р о и ч е с к и й  Э[пос], устный и книжный. Он дошел до нас как в виде обширных эпопей («Илиада», «Рамаяна» и др.), так и коротких песен (рус. былины, южнослав. юнацкие песни и др.), отчасти сгруппированных в определ. циклы; в стихотворно-песенной (см. Эпические песни), смешанной и реже — прозаической форме».

То есть, получается, что эпопея – поджанр эпоса, большая поэма, собранная из эпических песен. Но что в таком случае представляет собой жанр эпоса, если он сам по себе распадается на несколько форм-поджанров? Можем ли мы назвать его в полной мере «жанром»? И что делать с «Эпосом о Гильгамеше», который в самом названии классифицирован как «эпос», а не «эпопея», коей он является по форме?

Исследователь Т. С. Симян сравнил определения эпопеи в разных словарях и энциклопедиях, и пришёл к выводу, что она чаще всего используется как синоним слова эпос в значении жанра, а не рода литературы. Для малых эпических форм при этом всегда остаются названия песни, саги, сказания.

В немецких и английских словарях и вовсе говорится, что эпопея – устаревший термин для обозначения эпоса, то есть обширной поэмы, созданной из отдельных песен и повествующей о героях прошлого. То есть, разницы между двумя терминами вовсе не существует. И, кажется, эпопея вполне могла бы найти своё место в науке, став единственным обозначением жанра – в то время как эпос остался бы лишь в качестве литературного рода. Но за всю мою историю знакомства с филологией я почти никогда не слышала, чтобы учёные использовали термин «эпопея» по отношению к «Илиаде», «Беовульфу» или «Песни о Роланде». Всё дело в том, что в какой-то момент эта терминологическая пара превращается в треугольник – к ним добавляется роман.

Война на чужой территории

Как только авторы определений эпопеи доходят до конца Средневековья, они начинают расширять её значение. И если в КЛЭ это заявлено пунктиром, то в более современной Литературной энциклопедии терминов и понятий (2001) эпопея оказывается ярлыком, который можно наклеить на любое крупное произведение с достаточно большим количеством персонажей. Эпопеей становится не только «Божественная комедия» Данте, которая состоит из песен и рассказывает о строении мироздания, но и «Гаргантюа и Пантагрюэль» Ф. Рабле, «Ярмарка тщеславия» У. М. Теккерея и даже «Братья Карамазовы» Ф. М. Достоевского. Авторы двух последних произведений, при этом, на титульных листах указывают, что их произведения являются романами.

Как это могло произойти? Конечно, автор статьи об эпопее, В. В. Кожинов, оговаривается, что в Новом времени она сильно трансформируется, превращаясь, по сути, в совершенно новый жанр романа-эпопеи. Она всё ещё «воплощает в себе судьбы народов, сам исторический процесс», но уже концентрируется не на героях, воплощающих идеалы и ценности целого народа, а на обычных людях с их проблемами и мечтами. Подобное описание действительно подходит для «Войны и мира» Л. Н. Толстого, где писатель показывает в прямом смысле «судьбы народов», раскрывая их через истории становления и развития персонажей.

Вот только ни Теккерей, ни Достоевский подобной цели не преследовали – они писали пусть и обширные, населённые большим количеством персонажей, но всё-таки романы. В центре внимания оказываются отдельные люди и их бытие в мире, а не народы или исторический процесс. Если определяющей чертой эпопеи считать изображение исторических реалий и фиксирование тенденций развития общества, то под этот жанр попадают практически все бытописательные и социальные романы. Жанровые границы эпопеи размываются, она объединяет слишком разные произведения – и в итоге термин становится бессмысленным.

Эпос, с другой стороны, в качестве жанра включает в себя исключительно древние и средневековые произведения, которые противопоставляются роману Нового времени. В эпосе мир завершён, в романе – открыт; в эпосе существует абсолютная дистанция между рассказчиком и событиями произведения, в романе эта дистанция сокращается. У М. М. Бахтина есть статья «Эпос и роман» (1970), в которой роман определяется в том числе через сопоставление и противопоставление эпосу. Места для эпопеи здесь фактически не остаётся.

Потерянное звено

Ни в одном определении эпопеи, даже когда речь заходит о текстах XX века (например, о «Тихом Доне» М. Шолохова), не упоминается небольшое по размерам и масштабу повествования произведение, которое его автор назвал эпопеей. Модернистский писатель И. Шмелёв, которого многие знают по роману «Лето Господне» (1948), в 1925 году опубликовал «Солнце мёртвых», в подзаголовке которого было слово «эпопея».

«Солнце мёртвых» по объёму в два раза меньше более позднего романа писателя, персонажей там едва ли больше десяти, а большую часть времени читатели и вовсе наблюдают размышления героя-рассказчика, который описывает происходящее вокруг него. Правда, и рассказывать ему по сути не о чем – все великие сражения и массовые расстрелы остались позади. Герой живёт в Крыму начала 1920-х гг., где после Гражданской войны наступил голод. Волна эмиграции уже схлынула, а Красная армия победила. Всё, что остаётся – это медленное умирание на фоне «равнодушной» природы. Неудивительно, что литературоведы не говорят об этом произведении в статьях об эпопее – ничего более далёкого от канона жанра нельзя и придумать (хотя скрытый смысл жанра поэмы «Мёртвые души» продолжают искать).

Почему же Шмелёв выбрал для своего произведения подобное жанровое определение? Нельзя сказать наверняка. Возможно, он хотел сыграть на контрасте – эпопея смотрится здесь шокирующе и неуместно, прямо как павлин главного героя, который борется с бывшим хозяином за ягоды винограда. В то же время жанр может быть и отсылкой к старине, давно ушедшей эпохе: мы видим человека, который оказался в мире после «конца времён», когда весь уклад жизни был потерян, а на его место ничего не пришло. Роман связан с настоящим, будь это даже воспоминания персонажа о прошлом, эпопея же показывает мир, который ушёл навсегда. Роман рассказывает о людях и их жизни, эпопея – о борьбе Добра со Злом. Вот только, как показывает Шмелёв, Добро далеко не всегда побеждает. И тогда наступает конец времён, Фенрир проглатывает Солнце живых и на небе восходит «Солнце мёртвых». Недаром у одного из персонажей эпопеи отбирают часы, и он оказывается вынужден определять время по Солнцу.

Шмелёв полностью переосмыслил жанр эпопеи, лишив её почти всех признаков жанра. Осталось только «эпическое» восприятие мира и ощущение неотвратимости судьбы. Возможно, в будущем мы всё-таки увидим эпопею в новом значении, такой, какой её видел Шмелёв.

Клубок эпических противоречий

Однако произведение Шмелёва остаётся в истории эпопеи «потерянным звеном». Вслед за «Тихим Доном» (1925-1940) в список романов-эпопей попадают «Жизнь и судьба» (1950-1959) В. Гроссмана, «Красное колесо» (1993) А. Солженицына и другие масштабные многотомные исторические произведения. В XX веке появляется и эпопея фантастическая, хорошим примером которой является «Властелин колец» (1954-1956) Дж. Толкина. Все эти произведения объединяет размер (не меньше двух-трёх томов), большое количество персонажей и их сюжетных линий, а также длительность событий на протяжении нескольких лет. Авторы-рассказчики стараются быть объективными и находиться «над» событиями, давая читателю все необходимые знания о мире и населяющих его людях, будь это история нашего мира или вымышленного. И даже несмотря на эти общие черты, жанр романа-эпопеи остаётся весьма неопределённым. Насколько важными для повествования должны быть судьбы отдельных героев? Как найти баланс между объективностью эпоса и субъективностью романа? Можем ли мы назвать эпопеей цикл романов (к примеру, «Человеческую комедию» О. Бальзака или «Хроники Амбера» Р. Желязны) или это должен быть единый текст, разделённый на отдельные книги технически, а не сюжетно?

В жанровой системе нет места для эпопеи. Она могла бы встать на место эпоса (как жанра) и оставить последнему лишь название литературного рода, но часть учёных попыталась «протащить» её через всю историю литературы в наше время. И вместо совершенно нового гибридного жанра романа-эпопеи получился термин с настолько размытым значением, что применять его стало практически невозможно.

Если сейчас попробовать поискать в Сети современные примеры эпопеи (или даже романа-эпопеи), вам предложат огромное количество произведений, которые едва ли можно будет не только сравнить с эпопеями древними, но и вообще обозначить как принадлежащие одному жанру. Где-то повествование будет крайне субъективным, где-то персонажи будут выходить на передний план, затмевая собой историю мира, будут фэнтезийные романы или космооперы, попавшие в «эпопеи» только благодаря хорошо прописанному миру, а вовсе не структуре произведения. Поэтому лучше всего не называть литературные тексты эпопеями, особенно если они написаны менее 600 лет назад. ■

Эльнара Ахмедова