С конца XIX века в различных видах искусства начали появляться новые формы и возрождаться старые. Рубеж веков был отмечен не только развитием искусства, но и критики. В истории культуры Серебряный век останется эпохой необыкновенного подъема духовных сил. Литературоцентричность русской культуры, о которой так часто говорят, вновь достигла своего пика. Спустя некоторое время после отмены крепостного права в 1861 году возник новый тип читателя, а литература стала более демократичной. Число писателей росло с каждым днем, а их книги издавались в невероятном объеме. При таком экстенсивном развитии литературы (да и любого другого вида искусства, впрочем) требуется и функционирующий на высоком уровне институт критики, способный помочь читателю сориентироваться среди большого разнообразия печатной продукции.

Такого взлета критики, казалось, не было со старых добрых 1840-60-х. В критических статьях обсуждались общественно-политические вопросы, проблемы более общего, нежели собственно литературные произведения, характера. На руку критике и всей российской журналистике в целом, безусловно, сыграл Манифест 17 октября 1905 года, обещавший свободу слова. В критике развивались свои направления и течения, нередко совпадавшие с литературными, так как писатели сами же выступали в роли толкователей и судей. Так, к символистскому направлению критики можно отнести Дмитрия Мережковского, Валерия Брюсова, Александра Блока, Андрея Белого, Вячеслава Иванова, Георгия Чулкова. В русле, близком к символистскому, свои работы создавали Иннокентий Анненский и Максимилиан Волошин. Идеи «философской» критики пытался развивать Аким Волынский, «социологической» – Николай Михайловский и Александр Скабичевский.

У истоков марксистской критики стоял Георгий Плеханов, к которому впоследствии примкнули Вацлав Воровский и Анатолий Луначарский. Литературно-критические статьи Николая Бердяева, Сергея Булгакова, Льва Шестова, Василия Розанова формируют условное религиозно-философское направление. Так же, как и в литературе, в критике существовали персоны, творчество которых развивалось вне течений и направлений. Такими были Юрий Айхенвальд, Корней Чуковский.

Еще одно знаменательное явление конца XIX – начала XX веков – приход женщины в литературу. На стремительное развитие женского письма в России также повлиял ряд факторов: активизация женского движения, расширение прав и свобод. В то время женщины ярко заявили о себе в лирике и прозе, составив нешуточную конкуренцию мужчинам. Сегодня же одни писательницы рубежа веков (например, Ариадна Тыркова-Вильямс, Мария Крестовская) отнесены к третьему, а то и к четвертому ряду литераторов, об их творчестве известно разве лишь специалистам. Другие – Мирра Лохвицкая, Зинаида Гиппиус, Анна Ахматова, Марина Цветаева – сумели прочно утвердиться в литературном процессе. И все же, несмотря на бурное развитие женской литературы, мир критики оставался по преимуществу мужским.

Мужское / женское

Казалось бы, вместо того чтобы поддержать соратниц по перу и так же активно участвовать в формировании женского письма в России, поэт, прозаик, мыслитель Зинаида Гиппиус только скептически хмыкала. Эта «белая дьяволица» считала, что, публикуясь под своими именами, создавая нарочито «женские» произведения, писательницы рассчитывают на снисхождение критиков.

К слову, эксперименты с переодеванием и ношение масок не были придумкой одной лишь Гиппиус. В вечном вихре маскарадов и карнавалов жила вся культура Серебряного века. Ведь куда как интереснее придумать себе новую жизнь, нежели прожить ту, которую предписал фатум. Вспомним, например, Елизавету Дмитриеву, которой пришлось долго скрываться под личиной «испанской инфанты» Черубины де Габриак.

Как в литературе, так и в быту Гиппиус любила подчеркнуть свою андрогинность, а порой и маскулинность: носила мужскую одежду, писала стихи от лица мужчины, брала мужские псевдонимы (Товарищ Герман, Никита Вечер). В Петербурге поговаривали, что «декадентская мадонна» и не женщина вовсе; шептались, что эта высокая красавица на самом деле гермафродит и это мужское начало сделало ее такой холодной, желчной и неласковой. Нина Берберова так вспоминала о Гиппиус: «Она несомненно искусственно выработала в себе две внешние черты: спокойствие и женственность. Внутри она не была спокойна. И она не была женщиной <…> Я тоже вижу сейчас, что в Гиппиус было многое, что было и в Гертруде Стайн (в которой тоже несомненно был гермафродитизм, но которая сумела освободиться и осуществиться в гораздо более сильной степени): та же склонность

ссориться с людьми и затем кое-как мириться с ними и только прощать другим людям их нормальную любовь, в душе все нормальное чуть-чуть презирая и, конечно, вовсе не понимая нормальной любви». Бывшей жене Владислава Ходасевича будто вторит Бердяев: «Меня всегда поражала ее змеиная холодность. В ней отсутствовала человеческая теплота. Явно была перемешанность женской природы с мужской и трудно было определить, что сильнее». Определению гендерной роли Гиппиус посвящено несколько литературоведческих и культурологических исследований. Из них хрестоматийным, пожалуй, является монография известной западной славистки Ольги Матич «Эротическая утопия. Новое религиозное сознание и fin de siecle в России».

Неистовый Антон

Критик Антон Крайний публиковался в главном символистском журнале «Весы», а также в либерально-демократическом журнале «Русская мысль». В современном мире его бы называли троллем и хейтером. В своих критических статьях он редко выбирал выражения и кого-то щадил. Неистовый Антон критиковал писателей, читателей, издателей, их журналы и общество в целом. Так, к примеру, он писал об оформлении книги О. Александровой «Борьба жизни со смертью»: «Читателю богатому, не знающему, куда деньги девать, я бы рекомендовал накупить побольше этих брошюр и жечь, не открывая. Лубок какой-то даже зловредный, граничащий с патологией; скучнейшее из помешательств». А вот что говорил о романе Н. Попова «Лили (Власть женщины)»: «С горечью, с ужасом читаю я на этой книге: “пятнадцатая тысяча”. Пятнадцать тысяч! Целое население города, держало в руках “Лили” и питало души косноязычием автора». Попало от него однажды и всему журналу «Пробуждение»: “Литературно-художественный” журнал этот не то, что вне литературы и искусства, — он последовательно антилитературен, антихудожествен; это какая-то усмешка самого пошлого, маленького чертика над искусством. Рисунки — и выбор, и исполнение — таковы, что я с большей легкостью посоветую любителю собирать конфектные коробки от Абрикосова, нежели рассматривать картинки “Пробуждения”». Немало доставалось и драматургу Леониду Андрееву. Так же едко он критиковал и Максима Горького. Как он очень искусный аналитик, Крайний еще в 1910 году заметил, как из писателя делают идола. «Печальна судьба Горького, и он ее недостоин» – писал критик. После публикации книги «О мистическом анархизме» он обозвал ее автора, Чулкова, «неудачником», сравнил с гоголевскими героями Хлестаковым и Поприщиным. К чести Чулкова стоит заметить, что несмотря на едкую критику Крайнего/Гиппиус, он был одним из немногих вступившихся за Зинаиду Николаевну, когда после постановки пьесы «Зеленое кольцо» на нее обрушился шквал негативных отзывов. 

Чему не мешало бы поучиться у Крайнего некоторым современным критикам (чаще всего некомпетентным), так это оценке произведения с точки зрения художественности, а не этики. В статье «Разочарования и предчувствия» критик рассуждает о скандально известном, «порнографическом» романе Михаила Арцыбашева «Санин». Оставив в стороне вопросы нравственности, Крайний указывает автору на недостатки формы и содержания: слабое подражание Достоевскому, бледные образы, неграмотное письмо.

Дабы не показалось, что Крайний умел только жалить, приведу примеры и положительной оценки. Без восторга, но все же с одобрением критик отзывался о лирике Брюсова, повести Ивана Бунина «Деревня» и повести Ивана Шмелева «Человек из ресторана», называл Александра Куприна «нормальным писателем»

Если бы «зеленоглазая наяда» не скрывалась под псевдонимом Антон Крайний, благодаря только ей одной «женская» критика сразу бы дала сто очков вперед «мужской». Поэт Георгий Адамович особенно высоко ценил гений Гиппиус как критика: «В статьях — хотя бы в тех, которые подписаны псевдонимом Антон Крайний, — по общему мнению, сложившемуся еще задолго до революции, будто бы сказывается ее необыкновенный ум». ■

Дарья Сапрыкина