За считанные десятилетия оказались размыты границы между неприступными частями классического треугольника «автора-персонажа-читателя», исчезла грань между различными пространственными и временными отрезками, между художественным вымыслом и реальностью, между персонажами, жанрами, стилями. Каждый новый роман стремился к тому, чтобы  еще сильнее поразить воображение читателя  своим необычным построением или сюжетом.

В этот список книг с наиболее интересным сюжетом/композицией обязательно должны были войти произведения Эко, Мураками, Павича, Пруста, Фолкнера, Борхеса, Маркеса, Пелевина и др., по факту – все наиболее значимые романы столетия. Однако мы не преследуем цель дать самый полный обзор книг такого плана и ограничимся лишь малой их частью.

Представленная здесь подборка, разумеется, субъективна и включает в себя как знаменитые, так и не очень известные широкой публике романы.  

«Если однажды зимней ночью путник» Итало Кальвино

Эта книга итальянского писателя, увидевшая свет в 1979 году, по праву считается классикой постмодернистского романа. Начиная с первых строк, в которых автор дает советы о том, как лучше читать эту книгу – как абстрагироваться от прочих вещей, как удобно поставить ноги, какое сделать освещение и т.д. – читатель осознает, что начинает читать книгу о самом себе – о Читателе.

Он невольно отрывает глаза от страниц и обращает внимание на свое тело, на свое реальное бытие, в каком положении он сидит, так или иначе он поставил ноги, какие мысли приходят ему на ум и какие эмоции он испытывает – те, о которых говорит автор, или другие. Вслед за этим автор ведет Читателя в книжный магазин и перечисляет все виды книг, которые он там может увидеть, не называя их имен, но обозначая их куда более точно:  Книги, Которые Можно И Не Читать; Книги, Написанные Для Чего Угодно, Только Не Для Чтения; Уже Прочитанные Книги, Которые Можно Было И Не Открывать, Поскольку Они Принадлежали к Категории Уже Прочитанного Еще До Того, Как Были Написаны и т.д.

Переходя, наконец, к содержанию книги, писатель продолжает  еще более искусно манипулировать сознанием своего Читателя – оборвав действие книги на самом интересном моменте, он отправляет его на поиски продолжения этой книги, потом другой, на которую уже успел переключиться Читатель, третьей, а потом и на поиски самого автора всей этой путаницы, мастера фальсификаций. Он знакомит Читателя с другими людьми, демонстрирующими самое разное отношение к литературе – Читательницей, которая «проглатывает книгу за книгой, но никогда не задумывается над их смыслом», ее сестрой, которая вместо того, чтобы читать книги, предпочитает разбирать их «по косточкам в соответствии со всеми мыслимыми Кодами Сознательного и Подсознательного; где отбрасываются любые Табу, предписанные Господствующим Полом, Классом или Культурой», Нечитателя, который умышленно приучил себя не читать ни слова, попадающегося на глаза, причем весьма экстравагантным способом: «Вся хитрость в том, что не надо заставлять себя не смотреть на слова, наоборот: на них нужно смотреть как можно напряженнее, пока они не исчезнут» и др.

Вся книга – игра. Вся книга – погоня в поиске сюжета, поиске смысла, конца нити хотя бы одной из прочитанных историй, чьи заголовки, сложенные вместе, составляют начало еще одной неоконченной книги. И Читатель в конце сам выбирает для самого себя один из двух финалов, которыми заканчивались когда-то все истории на свете.

Таким образом, если читатель готов полностью погрузиться в мир своего персонажа, стать им, прожить его жизнь и его приключения, повязанные на желании узнать, чем закончится эта книга, то смело берите с полки «Если однажды зимней ночью путник» Итало Кальвино, потому что книга как раз об этом.

«Золотые плоды» Натали Саррот

Книга «Золотые плоды» французской писательницы с русскими корнями Натали Саррот была написана еще раньше – в 1964 году – и относится к категории «нового романа». Свое художественное кредо еще раньше она сформулировала в программном эссе «Эра подозрений» (1951), в котором заявила о смерти прежних устойчивых, определенных форм «старого романа», чьи персонажи «уже не способны вобрать в себя современную психологическую реальность».

«Золотые плоды» в этом отношении – стопроцентно «новый роман», в котором от сюжета, композиции и персонажей прежнего типа почти ничего не осталось.

Как и роман Кальвино, роман Саррот посвящен книге с одноименным заглавием «Золотые плоды». Это недавно опубликованный роман малоизвестного писателя Жака Брейе, о котором в некоем обществе завязывается разговор.

Но в отличие от романа Кальвино, у Саррот толком даже нет персонажей. Герои ее романа – разноголосица голосов и мнений, не имеющих ни имени, ни тела, каких-либо определенных характерных очертаний. Как волны, эти голоса поднимаются вверх-вниз, в тщетной попытке дать какое-либо определение, дать однозначную оценку роману Брейе.

Один из голосов дает роману критическую оценку, поскольку, с его точки зрения, автор книги поддался банальщине, расплывчатости самой действительности, дал себя заразить ее пошлостью, никак не подчинил себе. И в результате у него получилось не произведение искусства, а подделка, плоская, какой «кажется действительность при поверхностном взгляде».

Меж тем, «читатель открывает все, как в жизни, собственным домыслом. На нем лежит вся работа», – произносит он и тотчас умолкает, растворяется среди других голосов, как круги на воде.

Ему на смену приходят восхваления, сравнения с хрупкостью Ватто, аллюзии на Анакреона, мадемуазель де Скюдери, Лотреамона, Стерна, раннего Томаса Манна, и все для того, чтобы через какое-то время на невинный вопрос: «А “Золотые плоды”? Вы их помните?», услышать ответ: «Золотые – чего?..» и в самом конце: «Значит, вы все еще... о “Золотых плодах”?»

Как писала Саррот в «Эре подозрений», психологические состояния можно выразить, лишь отпустив персонажей, которым они служат опорой, полностью лишить их ориентиров, которые так или иначе скуют читателя, навяжут ему обманчивые определения.  Таким образом, читатель окажется «погружен и останется до конца погруженным в некую субстанцию, анонимную, как кровь, в магму, лишенную имени, лишенную контуров», и сможет беспрепятственно своим усилием определять, создавать свой сюжет. И если все-таки остается открытым вопрос: «о чем же все-таки роман Саррот «Золотые плоды»?, то ответ на поверхности – именно об этом

«Игра в классики» Хулио Кортасар

Роман аргентинского писателя Хулио Кортасара «Игра в классики» был опубликован примерно в то же время, что и роман Саррот – в 1963 году. «Я писал длинные пассажи "Игры…" без какой-либо идеи относительно того, где они могли быть расположенными или какова была их причина. Я создавал это в процессе письма, никогда не забегая дальше того, что видел в этот самый момент», - напишет он позже о том, как создавался его самый известный роман.

Примерно в таком же стиле автор и предлагает свою книгу к прочтению. Непосредственно сам роман Кортасар снабжает «таблицей для руководства», в которой предоставляет читателю выбор – читать книгу в традиционном линейном порядке с 1 по 56 главы либо в авторском – прыгая от главы к главе, от фрагмента к фрагменту, как на разлинованном мелком асфальте.

В романе рассказывается история аргентинца Орасио Оливейры, который живет в Париже и Буэнос-Айресе, бродит по городу и много-много размышляет. Большое внимание в книге уделяется его запутанным отношениям с женщинами – умирающей  Полой, преданной Магой и женой его друга Талитой, а также словопрениям в компании друзей, интеллектуально образованных людей, составляющих Клуб Змеи и обсуждающих все на свете, но в первую очередь наследие писателя Морелли, оставившего им свой неразобранный архив. В целом, сюжет довольно прост, но благодаря открытой автором возможности погружаться в него сверху вниз, наискосок, это погружение действительно получает огромный объем и глубину, способность сделать шаг назад в жизнь героя, потом сто и двести вперед, чтобы посмотреть на него другими глазами, с точки зрения его опыта в разных временных плоскостях.

«– Будьте осторожны, – сказал Морелли, закрывая глаза. – Все мы бьемся в поисках чистоты, надрываемся, пытаясь опорожнить прокисшие бурдюки. Однажды Хосе Бергамин чуть не умер, когда я позволил себе распотрошить у него две страницы, доказывая, что… А посему осторожно, друзья, может статься, то, что мы называем чистотой…

– Квадрат Малевича, – сказал Этьен».

Кроме того, в этом втором авторском варианте прочтения этой книги не предусмотрен конец: после предпоследней 131-ой главы следует 58-ая, а потом снова 131-ая, образуя петлю времени – цикл с неопределенным числом повторений.

«Мою книгу каждый может читать, как ему вздумается. Liber Fulguralis [Книга гаданий по молниям (лат.) – прим. переводчика], мантические листы и так далее. Я просто располагаю их так, как бы мне хотелось прочитать. Но даже если все и перепутается, кто знает, может, тогда-то и выйдет замечательная книга» – таким образом Морелли, один из альтер-эго автора, определил особенность книги, в которой он является автором. Но это же в полной мере относится и к книге – «Игра в классики», созданием, персонажем которой он является.

«Женщина французского лейтенанта» Джон Фаулз

«Женщина французского лейтенанта» (в другом переводе «Любовница французского лейтенанта»)  Джона Фаулза увидела свет в 1969 году. Действие романа происходит во второй половине XIX века, а по своему типу он сильно напоминает викторианский роман. Однако, по словам самого писателя, он писал «не книгу, которую забыл написать кто-то из романистов-викторианцев, но книгу, которую никто из них не смог бы написать».

Так, на первых же страницах, давая описание мола Кобб, на котором будет разворачиваться первое действие романа, Фаулз сравнивает его со скульптурами Генри Мура (1898–1986), известного современного скульптура, что выдает автора, современника ХХ века, с головой. 

И дальше, рассказывая историю викторианца Чарльза Смитсона, автор говорит о происходящем, бравируя знаниями своего столетия, которому известно, что такое психоанализ, сартровский «страх свободы», брехтовский эффект отчуждения, вплетая в ткань своего повествования даже сообщение о смерти президента Кеннеди.

При этом сюжет романа был бы совсем линейным, в духе викторианских романов Диккенса, Теккерея, Элииот и Гарди, если бы не другая особенность книги – наличие трех финалов. При этом первый финал – по-настоящему викторианский, когда Чарльз возвращается к Эрнестине, дело заканчивается свадьбой, у них рождается семеро детей, которые, как и отец Тины, и Чарльз продолжили заниматься коммерческой  деятельностью – в следующей главе развенчивается самим автором. Он объясняет, что все вышеописанное не произошло на самом деле, но в голове Чарльза, тем, как он рисовал себе возможное развитие событий, пока ехал из Лондона в Эксетер.

Другие два финала, помещенные в конце истории: первый, в котором Чарльз находит Сару, свою дочь и надежду на долгожданное семейное счастье, и другой, где Чарльз отказывается быть игрушкой в руках Сары и покидает ее, чтобы претерпевать жизнь «и снова выходить — в слепой, соленый, темный океан» – равнозначны. Автор бросает монетку, располагая их друг под другом, и позволяет своим читателям самим выбрать устраивающий их финал этой истории, оставляет их, как и своих героев, в ситуации «экзистенциального выбора».

В этой свободе, которую автор дает не только своим читателям, но и своим персонажам – кроется еще одна композиционная особенность романа Фаулза. В 13-ой главе писатель неожиданно признается в том, что он решительно не знает, кто такая Сара и из какого Сумрака она явилась, и до сих пор он только делал вид, что является «всеведущим автором», поскольку, вместе с викторианской канвой повествования примерил на себя подобное представление об авторе. Но на самом деле, он, будучи современником Роб-Грийе и Барта, утверждает, что «наши герои и события начинают жить только тогда, когда они перестают нам повиноваться. 

«Когда Чарльз оставил Сару на краю утеса, я велел ему идти прямо в Лайм-Риджис. Но он туда не пошел, а ни с того ни с сего повернул и спустился к сыроварне».

Таким образом, предоставляя своим персонажам, и читателям право выбирать и поступать согласно их собственным представлениям, автор «Женщины французского лейтенанта» в значительной степени отдает им ключ от сюжетно-композиционного построения своей книги, которое они могут видоизменять и трактовать по своему усмотрению.

«Письмовник» Михаил Шишкин

Роман современного русского писателя Михаила Шишкина «Письмовник» был опубликован в 2010 году. Он представляет собой сборник писем двух влюбленных – Володи и Саши, один из которых участвует в походе русских, американцев, немцев, японцев и французов на Пекин для подавления Ихэтуаньского восстания около 1900 года, а другая проживает долгую сложную жизнь – ближе к концу ХХ века.

Володя пишет о своей войне, Саша – о своей жизни. При это сложно назвать перепиской, ведь герои шлют друг другу письма, не получая ответа, и проживают разную по времени, по насыщенности жизнь, но при этом все время идут навстречу друг другу – навстречу своей любви и смерти. «Я потом шла домой и почему-то подумала, что все великие книги, картины не о любви вовсе. Только делают вид, что о любви, чтобы читать было интересно. А на самом деле о смерти.

В книгах любовь – это такой щит, а вернее, просто повязка на глаза. Чтобы не видеть. Чтобы не так страшно было», – пишет  героиня, увидев, как девочка на ее глазах упала с велосипеда и плачет.

«Письмовник» с одной стороны – именно об этом, о том, что все эти письма Володи и Саши – попытка достучаться до друга, до самого живого и теплого плеча в этом мире, единственного живого и теплого в этом мире, чтобы что-то противопоставить одиночеству и пустоте, в которую летят эти письма, в которую клонится жизнь вокруг – не важно, долгая она или короткая, в войне она или в мире – смерть одна оказывается способна все уравнять и соединить их друг с другом.

Смерть и любовь. Потому что Саша пишет еще дальше: «Наверно, все книги не о смерти, а о вечности, но только вечность у них ненастоящая – какой-то обрывок, миг – как цокотуха в янтаре. Присела на минутку задние лапки почесать, а вышло, что навсегда. Конечно, они выбирают разные прекрасные мгновения, но разве не страшно остаться вот так, вечным, фарфоровым – как пастушок все тянется поцеловать пастушку.

А мне ничего фарфорового не нужно. Нужно все живое, здесь и сейчас. Ты, твое тепло, твой голос, твое тело, твой запах».

Сюжет и композиция этих книг напоминают две стрелы, летящие друг к другу с разной скоростью, но в одно время и проходящие одинаковое расстояние, которые схлопываются в момент их встречи и исчезают. Произошла ли встреча? Достигли ли они друг друга? Автор оставляет открытый финал, но вместе с ним – надежду на нефарфоровую вечность. ■

Лия Жданова