Изначально термин «южная готика» использовался как уничижительный, но позже стало понятно, что он достаточно точно отражает художественные особенности целого ряда произведений разных авторов. И поскольку писать об американском Юге, полностью игнорируя сложный социальный, культурный и политический контекст этого места, практически невозможно, те или иные черты южной готики просачиваются во вполне реалистичные тексты. Расцвет направления приходится на середину ХХ века, когда появляются и романы, и драматургия, и малая проза с подобными чертами.

Итак, что же в южной готике готичного? Прежде всего место действия – очень часто это будет огромный мрачный особняк если не с привидениями, то как минимум со скелетами в каждом шкафу. Вторая составляющая – зловещие тайны, странные совпадения и роковые случайности. 

А что южного? Американский Юг – очень специфический регион, во многом до сих пор не переживший травму стопятидесятилетней давности. После поражения в гражданской войне 1861-65 гг. с юга так никуда и не делись патриархальный уклад с очень негибкими гендерными ролями, расизм, религиозность с фанатичным уклоном и мещанская нетерпимость ко всему чужому и необычному. И многие южане сознательно или неосознанно продолжали воспринимать именно этот набор характеристик как идеальный и нуждающийся в защите от неизбежных социальных перемен. В результате это приводило к странной смеси ограниченности мировоззрения и странности на грани сумасшествия (то с комическим, то с абсурдным, то с драматическим сюжетом). 

Неотъемлемой частью литературы южной готики становятся психические расстройства, кровные обиды (и кровосмешение!) и все разновидности подавленных эмоций или целых частей личности.

В результате на стыке типичных элементов готики и уникального южного контекста возникает своеобразный жанр, где гротескное, абсурдное и ужасное превращаются в социальный комментарий. Именно этим отчасти объясняется попытка придать термину «южная готика» презрительный оттенок – то, как в этих произведениях развенчивались американские идеалы (патриархальный уклад, традиционные гендерные роли, сознание собственной исключительности и иерархичность общества), вызывало у многих оскорбленные чувства. Ниже мы остановимся на произведениях, отражающих три ключевые проблемы южной готики: расизм, гендер, религия.

Уильям Фолкнер (1897-1962)

Нобелевский лауреат Уильям Фолкнер придумал целый южный округ Йокнапатофа (cписанный с родного для автора округа Лафайетт в штате Миссисипи), где традиционно происходит действие его произведений. Это практически «расширенная вселенная», где всплывают одни и те же истории, герои и семьи, то попадая в центр повествования, то уходя на задний план. Примером произведения, насыщенного чертами южной готики, у Фолкнера может послужить роман «Авессалом, Авессалом!» (1936), где действие разворачивается в построенном рабами и пленным французом-архитектором особняке Томаса Сатпена – «Сатпенова Сотня».

Это одна из самых сложных фолкнеровских книг, написанная от лица сразу нескольких повествователей с разными точками зрения на одни и те же события. Самое интересное, что, в сущности, краткое содержание романа излагается в самом его начале:

«Сдается, что этот демон – его звали Сатпен – (Полковник Сатпен) – полковник Сатпен. Который ниоткуда нежданно-негаданно явился на эту землю со сворой чужих черномазых и основал плантацию – (Яростно выбил плантацию, как говорит мисс Роза Колдфилд) – яростно выбил. И женился на ее сестре Эллен и произвел на свет сына и дочь – (Произвел на свет без ласки, как говорит мисс Роза Колдфилд) – без ласки. Которые должны были сделаться жемчужиной его гордости, опорой и утешением его старости, но – (Но не то они погубили его, не то он погубил их или еще что-то в этом роде. И умер) – и умер. И никто о нем не пожалел»*.

Построение романа подчеркивает легкое сумасшествие персонажей и их тягостный, во многом типично «южный» опыт – своеобразно религиозное мировоззрение, одержимость землей и построением династии, расизм (Сатпен бросает жену и маленького сына, узнав, что жена смешанных кровей), инцест (тот самый сын Сатпена, Чарльз Бон, спустя много лет встречает его дочь Джудит, и двое едва не женятся, не зная правды о происхождении друг друга), насилие и убийства на почве сознательных и полуосознанных предрассудков.

Сатпенова Сотня производит впечатление поистине проклятого места, а вместе с ней и Юг в целом – это достаточно очевидная аллегория расцвета и распада южной утопии (которая, разумеется, была таковой только для рабовладельцев). Каждая попытка Сатпена завести большую семью, с которой начнется его династия, рано или поздно терпит крах из-за его жестокости и нетерпимости. В конце концов Сатпенова Сотня попросту исчезает с лица земли в пожаре, а единственным потомком расиста Сатпена по жестокой иронии судьбы остается его черный внук.

Трумен Капоте (1924-1984)

Да, Капоте – не только автор «Завтрака у Тиффани», от которого в знаменитой экранизации не так уж много и осталось.

Например, его полуавтобиографический роман «Другие голоса, другие комнаты» (1948) – в чистом виде южная готика. Юный герой Джоул после смерти матери переезжает в странный, зловещий дом, принадлежащий семье его отца. Патриархальный уклад региона виден сразу: в первые пять минут здесь Джоул слышит от совершенно незнакомых мужчин, что отца нужно уважать (несмотря на то, что он никогда его не видел) и что вообще-то мальчика неплохо бы выпороть. Подросток скоро заводит дружбу с близнецами Айдабелой и Флорабелой Томпкинс, которые олицетворяют два стереотипа: tomboy, девчонки-сорванца и “девочки-девочки”, будущей Southern Belle. Если в Айдабеле вам почудится Скаут Финч из «Убить пересмешника» – вы будете правы, ведь Капоте писал ее с Харпер Ли, своей подруги детства (а Ли в свою очередь списала с Капоте юного Дилла в «Пересмешнике»).

А далее вам может показаться, что Джоул попал в чью-то извращенную фантазию. Его отец, с которым мальчик не может встретиться добрые три четверти книги, оказывается немым паралитиком, получившим пулю в результате недоразумения. Мачеха Джоула Эми – странная женщина, помешанная на «южных» приличиях и манерах. Единственный человек в семье, с кем Джоул по-настоящему сближается – его манерный дядя Рэндальф, противостоящий местной «душной» атмосфере и внешним видом, и неоднозначностью ориентации (в романе достаточно ясно дается понять, что Рэндальф гей – и, возможно, переодевается в таинственную женщину, которую Джоул иногда видит в окне). 

Несомненно, Капоте делился здесь собственным опытом взросления на Юге – дискомфортом хрупкого, женоподобного ребенка, не вполне вписывающегося в новый для него (но очень старый и ограниченный) мир. Элементы южной готики нетрудно найти и в других произведениях Капоте, включая его рассказы.

Фланнери О’Коннор (1925-1964)

Перу истой католички О’Коннор принадлежат чуть ли не самые душераздирающие рассуждения на тему того, что значит быть хорошим человеком и настоящим последователем религиозных идей. Все это, разумеется, через призму южной готики. В рассказе «Хорошего человека найти нелегко» (1953) О’Коннор обращается к гиперпопулярной в 1950-60е теме серийных убийц, но в центр повествования помещает бабушку, матриарха семейства. Бабушка олицетворяет все возможные стереотипы южного поведения и бесконечно рассуждает на тему того, что люди раньше были намного лучше, чем теперь. Но именно безобидное на первый взгляд желание бабушки проехаться с семьей по местам ее юности (предлог благовидный – дети должны посмотреть мир, то есть повидать штат Теннесси) и посетить особняк, где она часто бывала, роковым образом приводит всех участников к гибели.

Кровавый финал рассказа предвосхищается уже на первой странице, где бабушка со смесью ужаса и интереса читает новости о беглом серийном убийце по прозвищу Изгой. Правда, ее мысли достаточно быстро переключаются на воспоминания о прошлом, о якобы более вежливых детях, о плантациях и якобы всем довольных черных; о балах и ухажерах… Кажется, что мир Изгоя и мир бабушки, где она одевается и ведет себя точно так же идеально, как и много десятилетий назад, никак не могут встретиться и существуют как бы в параллельных вселенных. О’Коннор же настаивает, что на Юге эти вселенные сливаются в одну реальность, одновременно абсурдную и по-роковому логичную.

Любопытно, что в рассказе дом, исключительно важный для готической традиции, – сам по себе дом-призрак. Мы узнаем о нем только из путаных воспоминаний бабушки, но так и не попадаем в него, так как на нужном месте его попросту не оказывается. Вместо этого последней точкой путешествия становится лес, в котором с членами семьи по одному расправляется убийца. Это достаточно прозрачная метафора: на месте, где должен был располагаться идеализированный, пасторальный Юг прошлого, нет ничего подобного – есть только жестокость и злой рок.

Нетрудно также прийти к выводу, что эта жестокость самым прямым образом связана с «хорошими людьми» вроде бабушки – с их поверхностностью, тщеславием и равнодушием к окружающим, прикрытым показной заботой.

Бабушка прекрасно знает, что в южных штатах орудует маньяк, и тем не менее заставляет семью ехать с ней в путешествие в поисках дома. Когда она понимает, что совершила ошибку, она не решается никому в этом признаться – а узнав в случайно встреченном у дороги мужчине Изгоя, тут же сообщает ему об этом. В итоге ее наказанием становится осознание в последние минуты жизни, что ее родственники, единственные люди, которым было до нее дело, погибли ужасной смертью из-за ее упрямства и самоуверенности.  Если это описание не напугало вас, а заинтриговало, то вам может понравиться роман О‘Коннор «Царство Небесное силой дается» (The Violent Bear It Away, 1960) – не менее южный, готический и мрачный.

В завершение этого обзора хочется отдельно обратить внимание на то, что в последние годы южная готика не только не исчезла из литературы, но и проникла на телевидение. 

Например, первый сезон сериала «Настоящий детектив» во многом следует традициям южной готики, а свежая восьмисерийная экранизация романа «Острые предметы» Гиллиан Флинн даже усиливает их в сравнении со своим литературным первоисточником. Можно предположить, что современных авторов южная готика привлекает и ни на что не похожим колоритом, и остротой затрагиваемых проблем, которые, поблекнув на фоне социальных перемен в американском обществе, так окончательно и не исчезли. ■

Екатерина Рубинская