Иными словами, мир Дома сразу же начинает моделировать ход мышления и поведение зрителей: неподчинение и своеволие расцениваются как повод для изгнания из Дома, поэтому в его стенах важно остерегаться неверного движения и неуместных мыслей.
Мы обнаружили, что вы используете Adblock. Мы знаем, как для вас важно иметь беспрепятственный доступ к знаниям - поэтому ради поддержания сайта мы оставляем только ненавязчивую рекламу. Пожалуйста, отнеситесь к этому с пониманием.
Как отключить: Инструкция
Я полагаю, что любого человека, интересующегося литературой и литературным процессом, не могут не привлекать явления современной культурной жизни, берущие за свою основу произведения классической литературы и искусства. Несмотря на то, что подобные «переосмысления» на новый лад, как правило, вызывают скептицизм, недоверие и заблаговременное отрицание, иметь представление о них определенно стоит. Меня, как литературоведа (а, значит, человека, которому в какой-то мере недозволительно слепо отрицать современные интерпретации литературы), «Черный русский» заинтересовал именно своей нетрадиционной подачей текста А.С.Пушкина. Не забывая о теме нашего номера, я попыталась подойти к анализу «ЧР» с точки зрения вымышленных миров. Пусть этот мир и не отсылает читателя/зрителя к Средневековью или к мифическим существам (с коими, безусловно, ассоциируется в нашем сознании фэнтези), мир «ЧР» мифичен своей стилизацией под XIX век, эпоху благородного дворянства, высоких моральных и этических ценностей, эпоху засилья самодуров и буйства крепостного права. Позвольте же, достопочтенные господа, проследовать за мной в этот миф!
Для начала немного слов о месте действия, правилах, антураже и содержании «ЧР». На роль «Дома Троекурова» был выбран «Дом Спиридонова», что на Малом Гнездинском переулке, в самом сердце исторического центра Москвы. Дом был построен во второй половине XIX века, что, безусловно, рождает определенное внутреннее ощущение погружения в пространство пушкинского «Дубровского».
Иными словами, мир Дома сразу же начинает моделировать ход мышления и поведение зрителей: неподчинение и своеволие расцениваются как повод для изгнания из Дома, поэтому в его стенах важно остерегаться неверного движения и неуместных мыслей.
История и миф вторгаются в зрителя с первых же шагов по ступеням парадного подъезда Дома. Подъезд обрамлен еловыми ветками, источающими характерный пьянящий аромат свежести, свечами и черными розами. С самых этих первых шагов на зрителя налагается обет следования ряду правил, неукоснительно соблюдаемых в Доме. Иными словами, мир Дома сразу же начинает моделировать ход мышления и поведение зрителей: неподчинение и своеволие расцениваются как повод для изгнания из Дома, поэтому в его стенах важно остерегаться неверного движения и неуместных мыслей.
Сущность спектакля заключается в наличии трех масок: совы, оленя и лисы. Выбор одной из них определяет вашу судьбу в мире Дома. За троичностью образов следует тройственность сюжетной линии, вернее, разветвления линий, которые то расходятся, то пересекаются. Следуя за поводырем своей группы (подчиняться приказам смотрителей Дома и поводырей обязательно), звери переходят из комнаты в комнату, охватывая в общей сложности практически весь Дом, каждый его темный угол. Та или иная комната говорит об определенном этапе из жизни трех главных лиц вечера: Дубровского (представленного тремя образами: дворянина-романтика, разбойника, француза), Маши Троекуровой и Кирилы Петровича Троекурова. Выбирая ту или иную маску, вы выбираете не только линию перемещения по канве сюжета «ЧР», но и ключевую фигуру, стоящую во главе движения вашей группы.
Нити канвы порой сплетаются, и тогда все звери собираются в одном помещении, но в какой-то момент вас касается ваш поводырь, и вы вынуждены вновь следовать за ним, куда бы вас это не завело.
Порой движение спектакля может столкнуть вас с вещами неожиданными, шокирующими («Таковы были благородные увеселения русского барина!» — воскликнет классик*), или с необходимостью участвовать в судьбе героев, однако по мере развития основного действия от зрителей требуется лишь заострение животных потребностей, доведение до предела простейших эмоций, телесных ощущений, как то: обоняние, осязание, слух, зрение, вкус и следующие за ними голод, жажда, страх, сексуальное влечение. Участникам приказывается наблюдать жизнь наполненного загадками особняка, осязать и обонять его фактурность (чего стоят одни запахи — сена, жареного мяса, дыма!), наслаждаться красотой тел, грациозных ритмичных движений, молчать и пытаться охватить как можно больше деталей сквозь узенькие глазные пустоты маски.
«Сие ласковое обещание и надежда найти лакомый пирог ускорили шаги собеседников, и они благополучно прибыли в барский дом, где стол был уже накрыт и водка подана»*
Участник здесь — и зритель, и живая декорация, и марионетка в руках кукловодов-надзирателей, и вершитель судеб. Вымышленная реальность «Дома Троекурова», таким образом, не только вторгается в реальность участников, не только трансформирует парадигму оценок и жестов, но и полностью замещает собой все то внешнее, что находится за границами стен. Пройдя через портал, обрамленный еловыми ветвями, вы попадаете в современный миф о Дубровском. Словом, иммерсивный театр во всем своем великолепии.
Весьма любопытно, не правда ли? Однако не в жареном мясе и обнаженных телах дело… Мы все еще говорим о литературе! Ведь где-то глубоко, за всеми спецэффектами, условностями театра (или наоборот отказом от них), широкими жестами и дорогим реквизитом просматривается перо Александра Сергеевича. Где стол был яств, там гроб стоит.*
Участник здесь — и зритель, и живая декорация, и марионетка в руках кукловодов-надзирателей, и вершитель судеб.
От оригинального текста в «ЧР» остались разве что имена действующих лиц (причем, самые основные, побочные же фигуры устранены), ключевые концепты и несколько сюжетообразующих эпизодов (поминки, барские увеселения Троекурова, нежеланная свадьба Маши). Фабула, последовательность событий в романе, финал (стоит, кстати, вспомнить о незаконченности романа!), наконец, сам текст полностью отсутствуют в «ЧР». Герои общаются, по большей части, песнями и поэтическими строками. Тексты песен заслуживают отдельного внимания: они так полюбились публике, что не так давно было объявлено об отдельном музыкальном концерте с композициями из «ЧР» (см. официальный сайт).
Сюжетная канва «Дубровского» распадается, структура трансформируется в живом режиме, зритель пишет свой текст «по мотивам» классического. Сама условность, общепринятая в искусстве, размывается. Границы между реальностью и нереальностью нивелируются, вживание в игру становится ключевым методом познания мифа и мира «Дома Троекурова». Авторский нарратив отвергается, на первый план выходит игра в режиме реального времени. Это может быть игра в знатных бар и разбойников, в людей и зверей, в охоту, в пьянство, в развлечения, в любовь и в смерть. А, как известно: «Что наша жизнь? Игра.» До последней вспышки ярких проекторов в залах особняка ощущение сосуществования, растворимости в мифе не покидает зрителя. И только финальный аккорд в виде разрывающейся сирены с призывом немедленно покинуть помещение отрезвляет своей условностью и возвращает в холод и мрак шумной столицы. ■
Диана Приходько
Нашли ошибку в тексте? Выделите ее, и нажмите CTRL+ENTER