В прошлом году в лонг-лист престижной британской литературной премии Букер (Booker Prize) впервые в истории попал комикс – «Сабрина» Ника Дрнасо, история о пропаже молодой женщины и реакции на это событие общественности и родных и близких Сабрины.

 В 1992 году лауреатом американской Пулитцеровской премии (Pulitzer Prize), которая вручается за особые достижения в области литературы, журналистики, музыки и театра, стал комикс Арта Шпигельмана «Маус: Рассказ выжившего» о судьбе польского еврея во время Холокоста. Кто-то обрадовался этому: наконец-то, комиксы признали достойными такой престижной награды! А кто-то наоборот возмутился: комиксы – это не литература, и не нужно путать теплое с мягким, награждая их литературной премией. Попробуем разобраться, кто прав, кто виноват и почему у комиксов такое странное промежуточное положение среди остальных видов искусств.

Перед тем как начать, с презрением отвернемся от тех, кто считает, что комиксы – это глупые книжки с картинками для детей и подростков. «Лучше бы нормальную литературу читали!» Переубеждать в чем-либо таких людей бесполезно, хотя было бы любопытно поставить перед ними «Пятьдесят оттенков серого» и пусть даже какой-нибудь совсем средний комикс Марвел или DC, а затем спросить, чем же лучше такая литература, кроме формата с одними только буковками без картинок?

Негативный стереотип в головах некоторых людей настолько силен, что специально для них (и отчасти для себя) комиксисты даже придумали термин «графический роман», чтобы отделить произведения высокого искусства от массовой развлекательной продукции. Графический роман – этот тот же комикс, только хороший. Так что если какой-то комикс с почтительностью называется всеми графическим романом, то вы можете быть более менее уверены в высоком уровне качества этого произведения. Это очень удобно, если вы только начинаете свое исследование комиксов и ищете лучшие образцы для ознакомления. Хорошо было бы придумать такие термины и для других видов искусства: это песня, а это песнь, это фильм, а это Кинокартина, это беллетристика, а это ЛИТЕРАТУРА. Кхм, но мы что-то отвлеклись...

Как и любой другой вид искусства, комиксы могут быть хорошими и плохими (внезапно!). Зависит это в первую очередь от мастерства автора и общего отклика читателей всех уровней: от критиков и специалистов до простых поклонников. Проблема в том, что зачастую комиксы считают чем-то не достойным внимания серьезных взрослых людей лишь из-за их формата. Это общая беда комиксов и мультипликационных фильмов, которые тоже почему-то в коллективном бессознательном стоят ниже, чем обычные фильмы (ну разумеется, какой-нибудь бездумный боевик намного глубже, серьезнее и взрослее, чем тот же «Зверополис», о чем тут можно спорить?). Однако ситуация мало-помалу меняется, и комиксы постепенно начинают завоевывать свое право быть не только «детскими», но и «взрослыми»: серьезными, глубокими, страшными, печальными и даже жестокими.

Мало кто решился бы коснуться темы Холокоста так, как это сделал Арт Шпигельман в «Маусе». От чтения «Сабрины» легко можно впасть в депрессию (почитать обзор на этот роман от нашего автора можно здесь). И никто до сих пор не рассказал историю Исламской революции в Иране так просто и в то же время так проникновенно, как «Персеполис» Маржан Сатрапи.

Специалисты замечают изменившуюся ситуацию в культуре и реагируют на это, номинируя особо выдающиеся графические романы на литературные премии, поскольку комиксы кажутся ближе всего именно к этому виду искусства. Но так ли это?

«Ничего не будет – ни кино, ни театра, ни книг, ни газет. Одно сплошное телевидение», – говорил в 1979 году герой фильма «Москва слезам не верит». Однако прошло уже 40 лет, но ни кино, ни театр, ни книги никуда не собираются исчезать. Разве что пошатнулись позиции газет, однако если признать интернет-издания газетами нового времени, то и они никуда не делись из нашей жизни. А все потому, что они не являются аналогами друг для друга и дают совершенно разный эстетический опыт, как и любой другой вид искусства.

Статуя и картина, изображающая эту статую, – это не одно и то же. И даже фотография этой статуи не будет равна картине с ней, несмотря на кажущуюся близость живописи и фотографии. А описание этой статуи в книге будет чем-то совершенно отличным и от статуи, и от картины, и от фотографии.
Это хорошо видно на примере произведения Джозефа Кошута «Один и три стула»:

Вы можете прочитать повесть Джеймса Барри об озорном никогда не взрослеющем мальчишке Питере Пэне, можете посмотреть спектакль о нем, прослушать аудиопьесу, посмотреть фильм или мультфильм, прочитать комикс от Луазеля, поиграть в одну из многочисленных видеоигр. И каждый из этих видов искусства даст вам свой уникальный опыт переживания вроде бы одной и той же истории. Посмотрев фильм, вы не можете сказать, что одновременно с этим прочитали книгу. А прочитав комикс, вы не можете сказать, что знаете теперь, каково это играть в видеоигру про Питера Пэна.

Каждый вид искусства имеет свой набор методов воздействия на читателя/слушателя/зрителя и т.д., и из всей их совокупности складывается тот эстетический опыт, который мы получаем. Комиксы и литература похожи друг на друга, поскольку они оба являются нарративными искусствами. то есть рассказывают историю, в отличие, скажем, от музыки или живописи. Их отличие между собой состоит в том, как они это делают. Не будем углубляться в теорию и ограничимся самыми очевидными пунктами. Писатель потратит десятки страниц, описывая внешность героя, чтобы тот воочию возник в головах читателей (и все равно у разных людей он будет выглядеть по-разному). Художнику комикса достаточно одной страницы, чтобы познакомить читателя с внешностью героя. Изображения в комиксах заменяют многостраничные описания, к которым приходится прибегать писателю, но и накладывают свои ограничения: теперь этот герой будет выглядеть только так, и читатель лишается свободы воображения в данном вопросе. И это только то, что сразу бросается в глаза. Кинематографический принцип «показывай, а не рассказывай» с полным на то правом можно отнести и к комиксам. Писатель может написать, что герой каждый день ходит на работу, но как «каждодневность» этого занятия изобразить художнику? Визуальное повествование комиксов одновременно открывает и закрывает множество возможностей для рассказчика истории. Наверное, самым чистым образцом такого типа повествования был бы комикс, в котором нет ни одного слова и который рассказывает свою историю только в виде последовательности изображений. Интересно, такой комикс, при достаточно высоком уровне его исполнения, тоже кто-нибудь попытался бы номинировать на литературную премию?

Наше понятие искусства расширяется, и это прекрасно, но было бы хорошо, чтобы одновременно с этим расширением шло и уточнение терминов.
Так что нет, комиксы – это не литература. Давно уже пора признать их самостоятельным видом искусства, который можно сравнивать с литературой по тем или иным признакам, но невозможно соотнести с ней полностью. Остальному миру стоит взять пример с Японии, где манга является таким же достойным и почетным видом искусства, как и все остальные.

Однако до тех пор пока комиксовое сообщество не создало свои достаточно авторитетные премии, почему бы литературе не приютить их у себя? Пиар, пусть даже и ценой частичной утраты своей идентичности, – это все равно пиар. Тем более, что ждать на перевалочном пункте литературных премий комиксам осталось немного. Скоро они завоюют и ту часть культуры, которая состоит из академической науки и критики: она пока стойко держит оборону, но первые признаки поражения уже налицо. Ведь было время, когда люди презрительно отзывались о кинематографе и пророчили скорую смерть искусству фотографии, и где все эти люди теперь?.. ■

Инар Искендирова