Мы Вконтакте Мы в Facebook

Мы обнаружили, что вы используете Adblock. Мы знаем, как для вас важно иметь беспрепятственный доступ к знаниям - поэтому ради поддержания сайта мы оставляем только ненавязчивую рекламу. Пожалуйста, отнеситесь к этому с пониманием.

Как отключить: Инструкция

Описание к картинке

Меню

Рубрика Литературный быт

СТАТЬЯ"Антология загробной классики"

Любой писатель, как бы его ни любили читатели, вынужден в какой-то момент своей жизни отправиться в мир иной. Осиротевшая аудитория скорбит о потере гения и уповает на будущее. Однако, как только в XIX веке появился спиритизм, оказалось, что нет ничего невозможного – писатели прошлого снова начали одаривать читателей своими шедеврами через постукивания и автоматическое письмо. И чем больше произведений отправлялось по небесному факсу, тем явственнее встала проблема авторства.

Потусторонние технологии

Спиритизм стоял на трёх китах: существовании загробного мира, возможности обмениваться с ним информацией и сохранении душой после смерти характера, памяти и талантов живого человека. Вполне естественно, что после первых опытов общения с духами простых людей публика по обе стороны Атлантики ожидала напутствий от призраков исторических личностей. И если в США от духов ожидали ответов на злободневные вопросы (например, во время Гражданской войны призраки выступали за отмену рабства), то европейцы (особенно британцы) решали таким образом философско-религиозные проблемы века.

Для того чтобы получить лекцию, трактат или новый литературный шедевр с того света, необходим был медиум, лист бумаги и, в некоторых случаях, помощники (они же участники сеанса). Постукивания и использование планшетки, где послание «диктовалось» по буквам, был самым медленным и неэффективным, с помощью него едва ли удавалось получить за вечер несколько предложений. Более популярным был метод записи со слов медиума, когда тот находился в трансе (здесь и необходимы были помощники-секретари). Однако целые книги «передавались», в основном, с помощью «автоматического письма», когда, по словам адептов, рукой медиума (который находился в трансе или в сознании) управляли духи.

Автоматическое письмо. Из книги Огастуса де Моргана От материи к духу (1863)

Автоматическое письмо. Из книги Огастуса де Моргана «От материи к духу» (1863)

В любом случае проверить, насколько велика была роль медиума в создании текста, не представлялось возможным. 

Почти все призраки пробовали себя вначале в роли духовных наставников, потому что обладали знаниями и мудростью, недоступной для посетителей сеансов.

Как пишет исследователь Илья Виницкий*, «спиритуалистическая убедительность этих сообщений напрямую зависела от того, насколько точно они отвечали представлениям читателей о «духе и стиле» прижизненных произведений опрошенных авторов»*. То есть, подлинность авторства сообщений определяли участники сеансов и последующие читатели, основываясь на своих убеждениях и предрассудках.

 

Ничейные шедевры

Итак, уже с 1850-х гг. спиритические сеансы начали «посещать» различные исторические личности: полководцы, короли, отцы церкви, философы, и, конечно же, писатели. Большую часть их призрачного наследия составляли тексты нехудожественные. Почти все призраки пробовали себя вначале в роли духовных наставников, потому что обладали знаниями и мудростью, недоступной для посетителей сеансов. Лекции, проповеди и даже трактаты наводнили сначала спиритическую прессу, а затем и книжные прилавки. На особенности стиля и «качество» языка мало кто обращал внимания. Даже если Юлий Цезарь и Мишель Монтень говорили абсолютно одинаково и на одни и те же темы, посетители сеансов восторгались духовным единством исторических кумиров в загробной жизни. Они, конечно же, не учитывали, на какую однообразную и тоскливую жизнь обрекали как себя, так и всех умерших до них: все души постепенно становились однообразными и начинали, по большей части, морализировать с серьёзным видом (или тоном).

Первые проблемы начались, когда духи начали передавать художественные произведения. Самым популярным жанром стало стихотворение. И если в случае с неизвестными авторами вопросы к качеству не возникали, то, когда медиумы заявляли, что «получали» строки Шекспира, Байрона или Милтона, даже у преданных адептов возникали серьёзные вопросы. Стихотворения, безусловно, соответствовали в целом стилю автора, который их «диктовал», но вместе с этим признанным гениям приписывались совершенно бездарные строки.

 

Источник: redrown.blog.bg

Приведу близкий пример из русскоязычного пространства, позаимствованный у Виницкого. 

В 1859 году в журнале «Русский инвалид» появилось стихотворение, записанное на сеансе П. В. Нащокиным якобы от призрака А. С. Пушкина:

Входя в небесные селенья,

Печалилась душа моя,

Что средь земного треволненья

Вас оставлял надолго я.

По-прежнему вы сердцу милы,

Но не земное я люблю.

И у престола Высшей Силы

За вас, друзья мои, молю.

Для сравнения приведу отрывок из подлинного стихотворения Пушкина «В часы забав иль праздной скуки…», написанного в 1830 году:

 

Я лил потоки слез нежданных,

И ранам совести моей

Твоих речей благоуханных

Отраден чистый был елей.

 

И ныне с высоты духовной

Мне руку простираешь ты,

И силой кроткой и любовной

Смиряешь буйные мечты.

 

Твоим огнем душа палима

Отвергла мрак земных сует,

И внемлет арфе серафима

В священном ужасе поэт.

Столь же очевидная разница была видна и с другими именитыми авторами, как русскоязычными, так и зарубежными. Но теоретики спиритизма и здесь нашли, что ответить скептикам: они обратились к Эммануэлю Сведенборгу. Этот шведский учёный и инженер ещё в XVIII веке впадал в транс и путешествовал по загробному миру, о чём и написал несколько книг. 

Стихотворения, безусловно, соответствовали, в целом, стилю автора, который их «диктовал», но, вместе с этим, признанным гениям приписывались совершенно бездарные строки.

Сведенборг утверждал, что на том свете существует поэзия, но на высшем языке, недоступном для людей. Поэтому спиритуалисты утверждали, как пишет Виницкий, что «духи диктуют произведения на нашем (их бывшем) несовершенном языке <…>, но эти произведения отражают новый, более высокий, духовный, статус покойных авторов». И, как следствие, бездарную форму оправдывали ошибками в «переводе». Тем не менее, споры о степени влияния личности медиума на содержание передаваемых текстов возникали то в одном, то в другом месте.

Тем временем живые авторы подметили активный интерес к загробному творчеству. В 1863 году братья Жемчужниковы объявили о смерти Козьмы Пруткова – персонажа, созданного ими совместно с Алексеем Толстым. Имя Пруткова как автора пародийных произведений и афоризмов было на слуху у многих. Несмотря на то, что аудитория прекрасно знала, кто стоит за именем Козьма Прутков (а также как он «родился» и «умер»), братья Жемчужниковы не прекратили писать от лица покойного, а привели его на модный в то время спиритический сеанс. В «Санкт-Петербургских ведомостях» за 1876 год были опубликованы «посмертные послания» Пруткова, переданные через «медиума», который якобы был генерал-майором в отставке. Фантомный писатель наставлял своих знакомых, давал советы и даже описал происходящее на сеансе с обратной стороны:

Спирит мне держит речь, под гробовую крышу:

«Мудрец и патриот! Пришла чреда твоя;

Наставь и помоги! Прутков! Ты слышишь?»

— Слышу

Я!

Автор умер, да здравствует автор!

Спиритизм в Европе и США переживал взлёты и падения, но продержался в общественном сознании без малого несколько десятилетий. И в течение времени как критики, так и адепты спиритизма попадали в список потенциальных участников сеансов «по ту сторону». 

Особенно актуальными были именно писатели. Если живые литераторы в целом воздерживались от получения текстов на сеансах, то после смерти, по словам спиритуалистов, они начинали активно пользоваться медиумами. В основном, естественно, чтобы покаяться перед порицаемыми при жизни адептами и рассказать о прозрениях и получении особой мудрости. Кроме того, они не брезговали просить медиумов закончить их земные дела, а именно: дописать книги. Чарльз Диккенс, яростный критик спиритизма, оставивший незаконченный роман, был идеальной мишенью для адептов, желающих доказать свою правоту. Через три года после его смерти, в 1873-м, вермонтский издатель Томас Джеймс опубликовал продолжение и окончание «Тайны Эдвина Друда», которое якобы ему продиктовал сам Диккенс. 

Чарльз Диккенс, зачитывающий свои произведения. Гравюра из журнала Harper's Weekly (1867)

Чарльз Диккенс, зачитывающий свои произведения. Гравюра из журнала Harper's Weekly (1867)

Будучи любителем писать много и обстоятельно при жизни, викторианский мэтр и после смерти не скупился на слова: окончание романа содержало 23 главы! По словам Джеймса, писатель на одном из сеансов сам попросил его стать своим медиумическим секретарём. В течение десяти месяцев Джеймс выполнял этот каторжный труд, записывая главы за знаменитым англичанином по десять часов в день без выходных. Более того, Джеймсу удалось очень хорошо скопировать или воспроизвести стиль Диккенса, так что обычный человек с трудом различит, написаны ли эти заключительные главы умершим писателем или талантливым подражателем.

Чарльз Диккенс младший не признал текст Джеймса как продолжение романа и никогда не менял своего мнения по этому вопросу.

Будучи любителем писать много и обстоятельно при жизни, викторианский мэтр и после смерти не скупился на слова: окончание романа содержало 23 главы!

Однако история продолжения «Тайны Эдвина Друда» здесь не заканчивается. Сначала сэр Артур Конан Дойл, убеждённый сторонник спиритизма, утверждал, что у него нет никаких сомнений, что текст принадлежит руке самого Диккенса. Но в 1920-х гг., на одном из сеансов, Конан Дойл получил от призрака Диккенса странное послание «Boz is buzzing about». Он переспросил Диккенса, и тот ему ответил, что Джеймсу диктовал не он. Конан Дойл предположил, что, хотя сам вермонтский издатель не лжёт, его мог обмануть призрак. Тем не менее, в дальнейшем медиум уже сомневался в том, отвечал ли Конан Дойлу сам Диккенс или это был обманщик, а продиктованное продолжение – оригинал. Или же все они не имели никакого отношения к викторианскому классику, так как тот продолжал презирать спиритизм после смерти точно так же, как и при жизни.

Скептики, конечно же, не воспринимали всерьёз мучений адептов спиритизма о степени авторства человека или призрака. Но время шло, и сначала на поле критики, а затем и литературы появился психоанализ, поставивший под сомнение участие личности в создании произведений. За ним последовали дадаисты со своим не-авторством и сюрреалисты, практиковавшие автоматическое письмо. Из авангарда сомнения в авторстве перешли к постструктурализму. Возможно, любители столоверчения, перефразируя поговорку, «разбудили» Ролана Барта, который во всеуслышание провозгласил смерть автора. ■

Эльнара Ахмедова

Нашли ошибку в тексте? Выделите ее, и нажмите CTRL+ENTER

Вход

Войти с помощью социальных сетей

Регистрация

Войти

Зарегистрироваться с помощью социальных сетей

Восстановка пароля

Зарегистрироваться
Войти

Нашли ошибку в тексте?