Мы Вконтакте Мы в Facebook

Мы обнаружили, что вы используете Adblock. Мы знаем, как для вас важно иметь беспрепятственный доступ к знаниям - поэтому ради поддержания сайта мы оставляем только ненавязчивую рекламу. Пожалуйста, отнеситесь к этому с пониманием.

Как отключить: Инструкция

Описание к картинке

Меню

Рубрика Интертекст

СТАТЬЯВзгляд на Средние века из Серебряного века

Серебряный век иногда называют «русским Ренессансом»… Главными чертами эпохи Ренессанса в Европе являются антропоцентризм, гуманизм и широкое использование образов Античности, отвергнутых и позабытых в Средние века. Ренессанс, эпоха Возрождения вообще является антиподом Средних веков. Тем интереснее, что «русский Ренессанс» с большим интересом использовало и переосмысляло образы именно европейских средневековых культуры и литературы.

Ностальгия на родине и духовный поиск

Эпоха рубежа XIX–XX веков, быт и уклад жизни Российской империи до Первой мировой войны давно на слуху. Кто-то искренне считает то время потерянным раем, но все соглашаются с тем, что это было время стабильности, понимания того, что будет завтра. А в спокойной обстановке так хорошо мечтается, думается о прошлом. Как нынешние романтики любят ностальгировать о «России, которую мы потеряли», так и в этой самой былой России, в расцвет Серебряного века, любили размышлять о красоте минувших веков. Минувших, или даже никогда не бывавших…

Наверное, нет ни одной исторической эпохи, не тронутой пером авторов Серебряного века. Кого-то манила древность, кого-то – русская седая старина, водяные да лешие. А кого-то влекло европейское Средневековье.

Само название «Средневековье» появилось на заре эпохи Возрождения – так мыслители нарекли прошедшую эпоху. Средние века, темные века, упадок и мрак…

Однако по прошествии времени потомки стали видеть и светлые стороны Средневековья – идеалы рыцарства, образ Прекрасной Дамы, бережное отношение к вере и человеческой душе, внимание к символам и знакам природы и окружающего мира.

Символизм в Средневековье был особым языком, на котором могли общаться образованные люди. Смыслом обладал каждый образ животного, каждый минерал и цветок – вся картина мира была посланием человеку, книгой, которую следовало бы читать, изучать. Так, агнец был символом Христа, роза – тайны…

На рубеже XIX–XX веков в искусстве наступила эпоха нового символизма.

Символизму рубежа веков, в особенности, русскому символизму, был свойственен религиозный поиск. Наряду с тягой к поиску научных или оккультных ответов на вечные вопросы, присутствовало и желание заново осмыслить традиционную, христианскую веру. Так, с 1901 года в Петербурге стали проходить заседания Религиозно-философского собрания, под руководством Д.С. Мережковского, В.В. Розанова

Помимо писателей в высший совет собрания входит епископ Сергий, являвшийся его председателем. Собрания часто проходили в форме бурных дискуссий, на которых обсуждались такие вопросы, как «Дух и плоть», «Государство и церковь» и прочие. Подсчет количества ангелов на кончике иглы не производился.

В основе же символизма, помимо поиска новых художественных средств, лежало все то же понимание, что наш материальный мир не единственный – что иной, более тонкий, тоже существует, он досягаем и познаваем. Познаваем интуитивно, мистически, через знаки и символы окружающего мира.

Одним из самых знаменитых и значимых представителей русского символизма был Александр Блок.

Л. Д. Менделеева в роли Офелии (1898)

Л. Д. Менделеева в роли Офелии (1898)

 

Балаганчик для Прекрасной Дамы

В Средние века во Франции зародился культ Прекрасной Дамы.

Начался он с поклонения Деве Марии – и впервые в истории Христианства образ женщины был вознесен на такую высоту.

Культ Прекрасной Дамы в классическом его понимании – преклонение рыцаря (или благородного мужчины, разделяющего идеалы рыцарства) перед светлым образом прекрасной женщины (чаще всего жены сюзерена). Смысл культа был именно в недосягаемости объекта преклонения, в постоянном стремлении стать чем-то большим. Любовь, вдохновляющая на подвиги, не должна быть земной.

 

Стало меняться отношение и к женщине вообще – она уже не была просто сосудом греха и средством продолжения рода.

Прекрасной Даме поклонялись романтичные натуры и более поздних эпох.

Таким был и русский поэт Александр Блок.

Он поклонялся Прекрасной Даме в своих стихах и однажды, кажется, нашел себе идеал в реальной жизни – будущую жену Любу Менделееву.

Увы! К несчастью для Любы, Блок действительно нашел себе идеал. Но идеал должен был оставаться непорочным, так что семейная жизнь у супругов не складывалась. Блок открыто говорил жене, что не может осквернить их священный союз плотской связью, но при этом сам вел ничем не стесненную, довольно бурную интимную жизнь. Не даром в его знаменитой «Незнакомке» сочетаются черты и все той же Прекрасной Дамы, и дорогой проститутки.

Не удивительно, что однажды Любовь Менделеева увлеклась поэтом Андреем Белым. Странно только, что Блока такой поворот сюжета удивил. Однако Люба, искренне преданная Блоку, так и не решилась уйти от него и провела с ним всю жизнь.

А ведь многие знакомые с этой супружеской четой современники усматривали в недолговечном любовном треугольнике другой – Коломбину, Арлекина и Пьеро.

Площадной театр, откуда эти образы и произошли, «балаганчик» – еще один средневековый сюжет, неразрывно связанный с творческим наследием Блока.

Странствующие труппы актеров, разыгрывающие простые нравоучительные, сатирические, а порой и довольно фривольные сценки – неотъемлемая часть средневековой европейской культуры.

 

П. Сезанн. Пьеро и Арлекин (1888-1890)

П. Сезанн. «Пьеро и Арлекин» (1888-1890)

К концу Средневековья из забавных сценок, разыгрываемых шутами в масках на итальянских карнавалах, родилась комедия дель арте. Оттуда вышли и знакомые нам Коломбина, Арлекин и Пьеро – все трое были по сюжету комедий простоватыми слугами, помогающими главным героям, юным влюбленным. Персонажи комедии дель арте – маски, не способные выйти за пределы своих амплуа.

Есть мнение, что образы своих знакомых в шутливой форме описал Алексей Николаевич Толстой в «Приключениях Буратино», лишь изменив имя «Коломбина» на «Мальвина» (Карабас-Барабас в этом раскладе – не кто иной, как Всеволод Мейерхольд).

Пьеро – печальным, страдающим романтиком – был, разумеется, Александр Блок.

Как бы то ни было, века спустя, издалека все видится несколько иначе, чем оно было. Рыцари отнюдь не были столь благородны и добры, как об этом рассказывается в легендах и романах (зачастую, гораздо более поздних эпох), а культ Прекрасной Дамы обернулся благом прежде всего для женщины земной, обретшей новый статус в обществе.

А Пьеро и Арлекин были изначально лишь масками шутов, разыгрывающих не самые изысканные сцены.

Как писала Анна Ахматова: «Когда б вы знали, из какого сора…».

Закончилась жизнь Блока печально – разбившись о реальность нового мира, к которому Блок стремился, вновь видя вместо реальности прекрасную мечту, идеал.

 

Самая добродетельная ведьма

 Тэффи, Надежду Лохвицкую, знаменитого писателя-сатирика Серебряного века знают многие. Ее сестра, Мирра (Мария) Лохвицкая, уже не так знаменита. Однако при жизни Мирра была очень известна, а за первый сборник стихов и вовсе получила Пушкинскую премию. Ее звали «русской Сафо», ею восхищался Бальмонт, она умерла, угаснув, в тридцать пять лет.

Не раз она в своем творчестве обращалась к образам и сюжетам Средневековья, как русского, так и европейского. В стихотворении «В вечном страхе» Лохвицкая передает ужас средневековой инквизиции, ужас охоты на ведьм и костров аутодафе: «Утром – люди были, а теперь – зола!».

 

Мирра Лохвицкая

Мирра Лохвицкая

Через ее творчество вообще проходит красной нитью образ молодой женщины – ведьмы, вакханки. И далеко не всегда оболганной обывателями и запертой в застенки инквизиции ни за что.

В поэме «Мюргит» перед нами предстает образ гордой юной ведьмы:

«Тебе откроюсь я, Жако», – заплакала она:

« Меня по воздуху носил на шабаш Сатана.

Там в пляске время провели, – потом запел петух.

Меня домой через поля понес лукавый дух.

Вдруг, снизу колокол завыл, – метнулся Сатана.

В траву, как пух, слетела я. Вот вся моя вина.

О, горе мне! То – не заря, то – мой костер горит!

Молчи, Жако! Не погуби красавицу Мюргит!»

<…>

Блеснула жемчугом зубов красавица Мюргит,

Зарделся маком бледный цвет нетронутых ланит, –

В усмешке гордой, зло скривясь, раздвинулись уста, –

И стала страшною ее земная красота.

«Я душу дьяволу предам и вечному огню,

Но мира жалкого рабом себя не оскверню.

И никогда, и никогда, покуда свет стоит,

Не целовать тебе вовек красавицу Мюргит!»

Симпатии автора безоговорочно на стороне лирической героини, хотя нам открытым текстом говорится, что она – самая настоящая ведьма и якшается с Сатаной. Но при этом автор возносит ее над обывателями и над судьями, выносящими смертный приговор. 

Это снисходительное отношение ко злу, очарованность им, свойственны не только поэтам Серебряного века, но и вообще творцам рубежа веков и эпохи Декаданса.

В самом деле, никто ведь не мог предположить, что размеренная, сытая жизнь скоро закончится – все спокойно наслаждались привычным порядком вещей и рассуждениями о том, как относительны добро и зло, порок и добродетель. 

Это снисходительное отношение ко злу, очарованность им, свойственны не только поэтам Серебряного века, но и вообще творцам рубежа веков и эпохи Декаданса.

Хотя добродетель Мирры Лохвицкой отмечали все, кто был с ней знаком. Писавшая о ведьмах и вакханках, безудержных в любви, отдающихся не только возлюбленным, но и самому Сатане, в жизни она являла собой полную противоположность своим лирическим героиням.

Она была, по воспоминаниям современников, очень веселой и милой. А выйдя замуж за сына русских французов Е.Э. Жибера, родила ему пятерых сыновей и всю себя посвятила их воспитанию.

Писала все меньше и тяжелее. Трудно сказать, была ли насыщенная семейная жизнь причиной упадка в ее творчестве – или же наоборот, чувствуя, как угасает неверная скорая слава, она старалась быть нужной и полезной в чем-то другом.

Черт разберет…

Какое же Средневековье без вечного Врага рода человеческого? К образу Сатаны обращались авторы и художники всех без исключения веков – им пугали, его боялись, им втайне восхищались, ему сочувствовали.

Александр Валентинович Амфитеатров – и поэт, и прозаик, и критик, и сатирик, и масон, и оперный певец. Происходил из верующей семьи: отец – протоиерей, мать – дочь протоиерея. Александр Амфитеатров – автор множества романов, рассказов и публицистических статей. Именно публицистические статьи и памфлеты принесли Амфитеатрову известность – его стали называть «русским Золя».

Автором первой величины, чьи труды были бы подчищены в советское время ради преподавания в школах или передавались бы из рук в руки в самиздатовских перепечатках, Амфитеатров так и не стал. Он был не литературным гением, но талантливым публицистом. Хорошим, умелым ремесленником, получающим удовольствие от своего ремесла.

Наиболее знаменитым является его очерк «Господа Обмановы», где он откровенно, очень едко и точно издевается над царской семьей.

Весьма интересен и его труд «Дьявол в быте, легенде и литературе Средних веков». Труд этот, однако, не оригинален, а основан на книге «Дьявол» итальянского писателя Артуро Графа, туринского профессора литературы. 

Дж. Мартин. «Пандемониум» (1841)

По сути Амфитеатровский «Дьявол…» это пересказ книги Графа с анализом и комментариями. Но, поскольку в России труд туринского профессора найти довольно затруднительно, такая интерпретация для нас весьма ценна. Но добавляет Амфитеатров и байки, и полулегендарные случаи из российской действительности.

Следует заметить, что некоторые исследователи, среди которых петербургский историк и поэт А. Иконников-Галицкий, упрекают Амфитеатрова в том, что он приписывает религиозным лидерам и христианам вообще те мысли и изречения, что давно были признаны еретическими.

Так или иначе, вслед за Графом, Амфитеатров подробно разбирает эволюцию образа Дьявола. Не биографию с религиозной точки зрения – бунт против Бога, падение, – а именно происхождение и развитие фигуры вначале темного божества, а затем уже и библейского Сатаны. Приводится множество цитат, как прямых, так и косвенных, из литературных произведений рассматриваемых веков. И в каждом Дьяволу нашлось место!

Главный Враг Бога и человечества и вправду занимал в Средние века особое, если не сказать, почетное место. Его боялись и, конечно, он виделся везде. Особенно ясно его присутствие стали ощущать накануне эпохи Возрождения, когда прямая вертикаль Средневековья была сломана и эпоха всемогущества христианской церкви уже клонилась к своему закату.

Вообще же Дьявол у Амфитеатрова выходит довольно симпатичным персонажем, вызывающим если не сочувствие, то уважение.

Но все в этом мире движется к своему неизбежному концу – и последняя глава книги называется «Смерть дьявола». Амфитеатров пишет:

«Было бы ошибочно думать, что черт погибает под рукой торжествующей цивилизации только потому, что она сознает в нем врага. Нет, он просто жертва своей ненужности, жертва сознания, что он отслужил свою службу цивилизации и обречен ею на отставку, как обрекаются на слом леса, когда выстроено, при помощи их, здание. 

Наша цивилизация изгоняет из себя черта по тому же закону, по которому изгоняет она рабство, привилегии, религиозный фанатизм, божественное право и еще многое другое, с чем она борется в настоящем и что предстоит ей одолеть в будущем».

Амфитеатров провозглашал гибель Дьявола вследствие отмирания потребности в религии и вере в сверхъестественное. Для него темными веками были все прошлые века, отмеченные печатью религиозного заблуждения. Он клеймил монархию, призывал русскую революцию, не принадлежа, впрочем, ни к одному конкретному революционно-политическому движению. Но большевизм с его богоборчеством Амфитеатров возненавидел еще больше. В конце концов он вместе с семьей бежал на лодке через Финский залив.

Игры с добром и злом, как и заигрывания с Дьяволом, закончились...

 

***

Грустно порою выглядят мечты о прошлом – романтичные, прекрасные и бесконечно далекие от тех реальных событий и образов, к которым они обращались. Но таковы уж поэты и писатели – не только русского Серебряного века, но и всех других веков.

Мыслители Возрождения тосковали по Античности, мыслители Античности – по мифическому Золотому веку, люди Средневековья – по Потерянному раю. У поэтов и писателей, живущих в годы русского Серебряного века, еще не было ни «России, которую мы потеряли», ни Советского Союза. Они, кажется, тосковали по всем эпохам разом.

Русский Ренессанс, русская Сафо, русский Золя… Словно поэты чувствовали, что вот-вот, еще немного и знакомый мир рухнет, сгорит, развеется по ветру («…а теперь – зола!») – и старались наверстать, напиться сполна от живого источника человеческой истории. ■

Любовь {Leo} Паршина

Нашли ошибку в тексте? Выделите ее, и нажмите CTRL+ENTER

Вход

Войти с помощью социальных сетей

Регистрация

Войти

Зарегистрироваться с помощью социальных сетей

Восстановка пароля

Зарегистрироваться
Войти

Нашли ошибку в тексте?