СТАТЬЯИсландские саги и ирландский эпос как отражение Истории
Исландские саги
Итак, сага – это изначально устный рассказ о значимых и важных событиях в жизни народа. Подавляющее большинство саг было создано в Исландии, и, по словам учёного, специалиста по средневековой Скандинавии, Фёдора Успенского, исландцы «считались народом, который умеет составлять саги и никогда не врёт». В одном древнем предисловии некий латиноязычный автор так и объяснял, почему использовал какую-то информацию, дошедшую от исландцев: говорил, что это народ, не подверженный лжи. При этом ещё важно то, что по-древнеисландски сагой называлось любое прозаическое повествование, именно поэтому знаменитая «Старшая Эдда» не является предметом нашего сегодняшнего разговора.
Внутри саги есть несколько разновидностей, которые охватывали все стороны жизни человека того времени: «Саги давних времен», «Королевские саги» и, самая основная группа, «Родовые саги».
«Саги давних времён» – это рассказы о легендарных героях, которые жили ещё до колонизации Исландии норвежцами (до конца IX века). Саги этого типа чем-то напоминают эддическую поэзию, и в них, конечно, ничего исторически достоверного нет. Зато есть много сказочных мотивов: в одном из ярчайших образцов саги о древних временах – «Саге о Вёльсунгах» – упоминается переодевание в волчью шкуру, что, несомненно, уходит корнями ещё в тотемизм, в «Саге о Хервёр» важную сюжетообразующую роль играет чудесный меч, который дочь получает на могиле отца. Именно за сказочность сами исландцы называли такие саги «лживыми».
«Королевские саги» - это своеобразные хроники норвежской истории, рассказанные через призму жизнеописания её королей. При чём тут Норвегия, могли бы поинтересоваться читатели? Всё дело в том, что пустынные земли Исландии некогда заселили выходцы из Норвегии, в самой Исландии королей никогда не было, было только всеобщее вече – тинг. В то время как норвежцы живо интересовались территорией соседей, исландцы передавали из уст в уста рассказы о своих норвежских предках и их королевских династиях.
Ясность и чёткость изложения, как и способность человека восстановить цепочку информации, проследить, кто что от кого узнал, во многом были залогом того, что он действительно говорит в суде правду, – и нашли отражение в исторической правдивости родовых саг, в намеренном подчёркивании их авторами источника своих сведений. Скальдическая поэзия скандинавов, аналогов которой в мировой литературе в принципе нет, строилась на поэтических перифразах, кеннингах, которые иносказательно называли предметы действительности. Кеннинг мог быть как простым - например, «ясень бури мечей», где ясень - это воин, а буря мечей метафорически обозначает битву, так и весьма изощрённым - например, знаменитый и не вполне ясный «липа пламени земли оленя заливов», где олень заливов - это корабль, а липа - женщина. Эта поэтическая риторика, способность взглянуть на вещи неожиданно и по-новому тоже отражаются в сагах – только уже на языковом уровне.
Самыми важными и наиболее известными родовыми сагами являются пять так называемых «больших» саг – «Сага об Эгиле», «Сага о жителях песчаного берега», «Сага о людях из Лаксдаля», «Сага о Греттире» и «Сага о Ньяле». Помимо богатейшей и, как правило, точнейшей генеалогической информации, которую содержат эти саги, по ним можно проследить и эволюцию образа эпического исландского героя: от неистового и взрывного Эгиля, который постоянно конфликтует с норвежскими конунгами, до мудрого и спокойного Ньяля, готового сражаться только во имя высшей справедливости.
Понятие истории у древних скандинавов было очень персонифицировано и связывалось с понятием человеческой судьбы. Судьба, в свою очередь, зависела от везения или невезения, однако степень удачливости могла меняться с течением времени и не считалась категорией постоянной, данной раз и навсегда. Везение можно было приумножить, получив, например, от удачливого правителя подарок – перстень, меч и т.д.
Везением или отсутствием обладал не только каждый человек, но и весь его в род в целом.
Именно поэтому кельтский эпос весь пронизан ощущением волшебного, которое спокойно сосуществует с человеком: из ирландских скел монахи-переписчики не вычёркивали сказания о духах, феях, заклятиях, приворотных зельях.
Самой древней частью ирландского эпоса считается так называемый уладский цикл, который иногда называют ольстерским (по нынешнему названию той области, которую занимали племена уладов). Центральные фигуры этого цикла – король Конхобар и его племянник Кухулин, который стал национальным героем Ирландии. Главная тема цикла – война между племенами уладов и коннахтов, которая особенно ярко представлена в саге «Угон быка из Куалнге», композиционным стержнем которой являются поединки Кухулина с могучими противниками. Само повествование очень неоднородно: рассказ о войне постоянно прерывают вставки о детстве Кухулина, а также истории других действующих лиц.
Третья особенность кельтского эпоса связана как раз с образом Кухулина, который одновременно архаически демоничен и трагичен. Трагичность его образа особенно ярко проявляется в саге, описывающей его смерть. Там герой, не в силах нарушить правило ни в чём не отказывать женщинам, вынужден съесть собачье мясо, которое предлагают ему ведьмы, а затем, снова не в силах допустить, чтобы друиды вражеского племени произнесли заклинание, способное уничтожить весь его род, трижды бросает древком вперёд копьё, зная, что от этого погибнет.
То есть, как человек, живущий по законам и обычаям племени, он должен следовать всевозможным, зачастую непонятным запретам, но как герой он в силах сделать выбор между запретами, следование которым навредит его роду, и собственной смертью. Как гласит эпос: «Три недостатка было у Кухулина: то, что он был слишком молод, то, что он был слишком смел, и то, что он был слишком прекрасен». В образе Кухулина особенно отчётливо видно представление кельтов о человеческой судьбе, которое аналогично скандинавскому: знание или предчувствие своей судьбы не приводит человека к её пассивному принятию, но побуждает встретить предначертанное достойно, сопротивляясь до последнего.