Мы Вконтакте Мы в Facebook

Мы обнаружили, что вы используете Adblock. Мы знаем, как для вас важно иметь беспрепятственный доступ к знаниям - поэтому ради поддержания сайта мы оставляем только ненавязчивую рекламу. Пожалуйста, отнеситесь к этому с пониманием.

Как отключить: Инструкция

Описание к картинке

Меню

Рубрика Тема номера

СТАТЬЯЛитературный факт: мир среди миров

Осознать, что такое литературный факт можно, задавшись вопросом: «А зачем, собственно, нам на самом деле литература?». В своей глубинной сути, позволившей ей появиться бок о бок с человечеством в самых ранних его грезах и сохранить свою значимость и по сей день – это что-то явно большее, чем занимательность на уровне развлекательности или даже педагогическая составляющая. Литература несет в себе знания о мире, бесценные, поскольку раскрываются они в ней совершенно особо. Что такое факт литературы ясно из того, какой это мир.

«Кто пригласил мир к сопереживанию художественной реальности, не отделенной больше никаким зазором от того, что видит художник в момент создания своего произведения?» Ф. Олломоуц “Грейс и Беатриче”

Искусство – всякое искусство, и литература, в частности – во все времена осуществляет в мире одну главную свою задачу, а именно – оно дает возможность человеку пережить то, что он в своей повседневной реальности по тем или иным причинам пережить не может. Тем самым искусство – и литература – является возможностью получения опыта в его обыденной невозможности, или, точнее, «опытом в отсутствии опыта»*.

Открывая эту возможность, предоставляя воспринимающему – читателю, зрителю, слушателю, исполнителю – «текст» как материю изобразительности (текст – от лат. textus – «ткань; сплетение, связь, сочетание»), соединяющую слово, вещь, образ и звук, произведение искусства (и литературу) оказывается событием возникновения такого опыта.

Джофф Ким. Ад Данте (иллюстрация к "Божественной комедии"). Источник: www.flickr.com.

Такое событие не фиксируется ни в какой определенной точке времени, не ограничено временем, но свершается всегда там и тогда, где и когда воспринимающий (зритель, читатель, слушатель, исполнитель) вступает в общение с ним.

Таким образом можно сказать, что искусство – и литература – существует как параллельная Вселенная для человечества, у которого что-то не получается в наличной реальности и для того, чтобы это что-то случилось, произошло, ему необходимо пространство этой Вселенной. При этом искусство и литература являются Мультивселенной – то есть наличием бессчетного количества подобных опытов – событий, открытых и засвидетельствованных авторами, создавших свои произведения о них.

Наиболее емко и точно это изложено Б. Пастернаком в «Охранной грамоте».

«Нагибаясь на бегу, спешили сквозь вьюгу молодые люди, и […] больше всех личных побуждений подхлестывало их нечто общее, и это была их историческая цельность, то есть отдача той страсти, с какой только что вбежало в них, спасаясь с общей дороги, в несчетный раз избежавшее конца человечество.  <…> А чтобы заслонить от них двойственность бега сквозь неизбежность, чтобы они не сошли с ума, не бросили начатого и не перевешались всем земным шаром, за деревьями по всем бульварам караулила сила, страшно бывалая и искушенная, и провожала их своими умными глазами. За деревьями стояло искусство, столь прекрасно разбирающееся в нас, что всегда недоумеваешь, из каких неисторических миров принесло оно свою способность видеть историю в силуэте. Оно стояло за деревьями, страшно похожее на жизнь, и терпелось в ней за это сходство, как терпятся портреты жен и матерей в лабораториях ученых, посвященных естественной науке, то есть постепенной разгадке смерти» (выделение и подчеркивание – Ф. О.).

Каков этот случай – случающееся, событие – в наиболее выразительном и решающем своем выражении? Человек на определенной стадии жизни не может осуществить то, что по предписаниям сохранности и продолжения рода он осуществить обязан. Он не проходит инициацию. Человек должен уйти из рода, иными словами, в пределе – умереть или погибнуть. Он этого по каким-либо причинам не делает. Что происходит с ним в этот момент? Ему навстречу приходит и открывается область искусства. Пространство, в котором возможно то, что «невозможно» в «исторической цельности». История – череда известных и повторяющихся фактов – заканчивается. Начинается онтология– свидетельства событий небывалого и небывалых событий.

Также и почему во все времена искусство и литература заговаривают с человеком не только на небывалом языке о небывалых событиях, но и встречает его с героями и существами, размыкающими пределы человеческого. Иными словами, почему искусство и словесность зарождаются на самых ранних стадиях там и тогда, где (и когда) осуществляется первоначально религиозная практика?

Ему навстречу приходит и открывается область искусства. Пространство, в котором возможно то, что «невозможно» в «исторической цельности».

По той же причине: жизненно важной (sic!) потребности рода не оставаться в своих пределах, его способности быть только в том случае, если и когда он осуществляет задачу не только своего воспроизведения, но и (как следствие главного) сохраняет свою память не о событиях, но о себе во времени, главным же образом

Рене Магритт. Предвидение. Источник: www.renemagritte.org 

получает возможность осознавать свое состояние и положение сообразно с фундаментальными принципами бытия, его сущностями и категориями, структурами, закономерностями и событиями. 

 

Факты о литературы, факты литературы, литературные факты

Так что же такое литературный факт? Есть факты о литературе. Строго говоря, это просто исторические факты, касающиеся литературы: в каком году было написано какое-то произведение, в какой стране зародился какой-то жанр... Есть факты, повлиявшие на становление конкретного произведения. Их приходится восстанавливать из биографий, дневников, воспоминаний о писателе, его переписки с друзьями или издателями… Их совокупность называется историей произведения. По ним же можно восстановить замысел произведения – ту общую идею, которая была у писателя и толкала его к творчеству. В большинстве случаев само произведение не совпадает с замыслом автора, видоизменяясь в процессе создания, отклоняясь от своего замысла как раз-таки под влиянием внешних событий, происходящих в жизни писателя. Хотя концепция произведения тоже когда-то родилась из знаний писателя о нашем мире и из пережитого им личного опыта (о чем мы скажем позднее), замысел и факты, влиявшие на становление – это два края, два полюса. Напряжение между ними и превращается в конкретное творение.

 

В некоторых случаях (куда более частых, чем нам кажется – мы склонны их не замечать, полагая попросту невозможными)

то, что было фактом литературы (то есть было описано в произведении, а не взято-заимствовано-списано с реальности), и лишь затем перекочевало в реальность первичную. Вспомним изобретения, предсказанные в различных научно-фантастических книгах. Внимательный читатель, хорошо осведомленный в истории, сможет найти в книгах формы поведения социума, политические явления и многое другое, из литературы взятое на вооружение реальностью, а не наоборот.

 

 

 

 

Душа и факт: союз или противостояние?

Литературоведение в его современном понимании началось с биографической школы. На ее становление повлияло развитие психологии, изучающей душу как самостоятельный феномен. В центр впервые выводится автор, то есть человек-субъект, а не само произведение. Ш. О. Сент-Бев и его последователи верили, что события биографии автора – ключ к разгадке произведения. По сути эта школа обращалась именно к психологии, а не собственно биографии. Сент-Бев видел в произведении “слепок с души творца”, которую через произведение можно познать.

В спор с ними быстро вступила культурно-историческая школа. По-прежнему интересуясь “человеком невидимым”, Ипполит Тэн утверждал, что произведение – результат влияния на человека-писателя среды (его окружения), исторического момента (состояния действительности, с которым он сталкивается) и расы (заложенных биологией и физиологией данных). Творчество видится школе суммой внешних влияний, которым подвержен любой человек, в том числе и писатель.

Ипполит Тэн (1828-1893)

Школа предлагает восстановить причины, которые привели к созданию именно такого конкретного произведения. Эти причины и складываются из личного опыта и круга общения, образования, общей социальной ситуации и природных данных. Для Тэна особую значимость имел социально-исторический момент, то, как общечеловеческие и мало изменяемые в своей сути чувства по-разному преломляются в разных эпохах.

Эти две школы, при всей их разности, кое-что роднит. Одни полагали, что на произведение повлияли страна, среда и социальный класс автора; другие – что книги создаются под влиянием душевных впечатлений. На самом деле, легко найти книги, подходящие под оба принципа. Так вот это общее – хорошо знакомо читателю: это желание узнать другого человека – писателя или персонажа.

С приходом двадцатого века литературоведение оказывается вынуждено отстаивать свой статус как науки, обосновывать свой метод. В результате оно почти все свое внимание и научные усилия переводит на текст, преломление языковых законов в произведении. Коммуникативные и социальные аспекты оттесняют автора – а одновременно и читателя – все дальше от произведения. В результате, как читатель, так и писатель оказывается отчужден от процесса изучения и объяснения своего произведения (“недоверие автору” – основной закон для литературоведа). Литературоведение, целью которого было служить более глубокому пониманию читателем произведения, превратилось в крепость, запертую от всех, и говорящую на собственном, не ясном даже писателям, языке.

Такое разделение, впрочем, мало влияет на цели литературы, писателей, как и на то, чего ищет в книгах читатель. “Когда мы читаем, мы влюбляемся в души”. Эта потерявшая авторство на просторах сети фраза стала мемом. И она прекрасно раскрывает чаяния открывающего произведение: отыскать за книгой человека – ее автора. Или персонажа.

Поэтому можно переносить произведение в другое время, поскольку время – по сути такая же декорация, как и место – если сохранить душу и дух персонажа. Холмс может работать в современном Лондоне или Нью-Йорке; так же и сестры Беннет вполне могут обосноваться в XXI веке.

М. Врубель. Утро (1897).

Реальность литературы

Литература связана с нашей действительностью многовекторно: она опирается на первичную данность, оперирует ею – но и влияет на реальный мир, формирует личности людей, а значит – и мир. Литературная реальность питается “нашим миром”, строится на нем, как на фундаменте (пусть даже отталкиваясь иногда весьма далеко) привычного, знакомого, понятного читателю. Иначе никакой диалог опыта личности автора с человеком, у которого такой опыт отсутствует, будет просто невозможен. “Здесь”, “у нас” – те слова и референты, та структура языка, понятийная система, которой приходится оперировать автору. Ведь ему-то нужно говорить о не обладающем свойствами слов и понятий явлении. Автор передает мало подходящими инструментами живую душу, дух, мир Духа. Посему – «мысль изреченная есть ложь», сколько раз это послание передается на разный лад авторами разных эпох! Текст произведения повествует словами, но отнюдь не состоит только из слов. Он содержит в себе множество пластов смыслов, по сути не являющимися словом, это иной тип информации. Это могут быть чувства, переживания, музыка, или другой дословесный или внесловесный образ. Слова лишь отчасти могут передать их полное содержание. Но при этом у нас нет более всеобъемлющего инструмента, который бы позволил полностью передавать все, переживаемое личностью автора. Поэтому автор в процессе создания текста выступает еще и переводчиком мета-реальности (находящейся одновременно внутри и вне его личности).

Произведение литературы создается в значительной мере с целью повлиять на “здесь”. Еще не так давно по историческим меркам педагогичность – обучающая направленность – считалась не просто обязательным компонентом хорошей литературы. Это была ее прямая обязанность, задача. Драмы в древнегреческих полисах воспитывали граждан, утопии писались с целью наставить власть имущих на путь к процветанию государства. Вспомним «Гамлета»: пьеса может повлиять на жизнь героев весьма неожиданным образом. Однако сюжет влияет на реальность все-таки значительно реже.

Текст произведения повествует словами, но отнюдь не состоит только из слов. Он содержит в себе множество пластов смыслов, по сути не являющимися словом, это иной тип информации.

Главное “оружие” литературы – это ее образы, к которым относятся и персонажи.

Образы литературы могут быть взяты из исторической действительности; один образ может быть соткан из нескольких реальных прототипов. В последнее время все больше литературных образов опирается не на прототипы во внешнем мире, а на другие образы литературы. Это то, что движет саму литературу. Проследим лишь одно такое путешествие: английский поэт-визионер, вероятно, первый автор индивидуальной авторской мифологии У. Блейк берет библейский образ Великого Красного Дракона (Откровение Иоанна Богослова). Спустя еще век творчество У. Блейка становится одним из основных вдохновений писателя Т. Харриса, и рождается детективный триллер «Красный дракон».

У. Блейк. Великий красный дракон и Жена, облачённая в Солнце, 1803.

Затем уже он вдохновил сперва серию фильмов, а затем ставший культовым сериал «Ганнибал». И вот уже Красный Дракон становится действующим лицом сотен и сотен создаваемых фанатами сериала фанфиков. Культурный образ вошел в молодую, живую субкультуру, и с мощнейшим символом сталкиваются уже абсолютно в личном пространстве люди, которые, вероятно, Апокалипсис иначе бы никогда не открыли. Это именно переживание столкновения с символом, то есть самобытующим духом, в пространстве личности, ведь, на каком бы уровне человек не писал, он пишет только из себя, о своем видении, своем опыте.

Лингвистика различает денотат и референт.  Есть слова, имеющие свой денотат, то есть понятие, ими фиксируемое, но не имеющие референта, то есть относящегося к ним элемента действительности.

О. фон Корвен. Великая Александрийская библиотека (реконструкция, XIX век).

Так, у слова “единорог” референта нет, но понятие “единорог” существует. Литература оперирует денотатами, ей не так важно, есть ли у них референты в нашем мире. Иначе говоря, литература находится в собственной реальности. И лишь часть того, что есть в ней, может быть отражено в действительности. Вторичная (а иногда и третичная) реальность литературы очень похожа на мир идей Платона.

Однако эта литературная реальность от нас с вами совсем не оторвана, более того, она действительно вполне может на нас влиять. Многие писатели признавались, что взялись за перо под впечатлением от чужих творений. Во времена великого географического бума сколькие отправились в путь, именно очарованные историями, привозимыми из далеких краев путешественниками? Любимые книги могут творить чудеса и определять наши жизни.

Когда-то в далекой столице египетской империи Птолемеев была библиотека, о которой слагались легенды. Сама библиотека относится к истории, это простой факт прошлого, как и то, что позже она сгорела. По всей вероятности, это действительно была несказанно богатая для своего времени коллекция книг, и потеря многих из них стала трагической бесповоротной лакуной для всей культуры. Александрийская библиотека превратилась в образ бесценного культурного сокровища, утерянного и бесконечно значимого. Не одна библиотека по всему миру была создана как попытка восполнить, хотя бы по возможности, утраченную Александрийскую коллекцию. На нее равняются до сих пор, хотя очевидно, что в любой серьезной современной коллекции знаний едва ли меньше, чем было в Александрии начала нашего тысячелетия.

Если бы та Александрийская библиотека мирно существовала и никогда не сгорала, возможно, ее просто постепенно растащили бы, или она перестала быть ведущим центром знания, ее слава и память давно бы угасли. Хотя у образа Александрийской библиотеки когда-то был референт, сейчас это идеал, миф, образ, мало чем отличающийся от варп-двигателя. Это мечта, которая толкает людей вперед, заставляет их двигаться, не останавливаясь на достигнутом. Перекочевав в литературные факты из факта реальности, Александрийская библиотека стала даже более влиятельной.

А что же такое факты собственно литературные, для которых наша действительность не прототип, а после-тип?

Чтобы разобраться в этом, необходимо пристальнее всмотреться в пространство литературы, ее самостоятельную реальность.

 

Факт в пространстве

Наша действительность, отраженная в сознании читателя, выступает «общим языком», «языком-переводчиком» для мира, образ которого несет произведение. Однако собственно пространством, в котором рождается произведение, выступает личность – душа – автора. Этому утверждению отнюдь не противоречат ранние стадии развития литературы, когда автором не выступал отдельный индивид. Первоначально душа соотносилась с родом, этносом*. Возможно, именно литература в значительной мере способствовала становлению ощущения личной, индивидуальной души. Что не мешало ведущим умам культуры еще в XIX веке определять национальную литературу как отражение души этноса.

Итак, пространство, в котором рождаются литературные факты, то, откуда они родом – это личность автора.

Василий Кандинский. Композиция VI, 1913.

«Есть все основания говорить об изоморфизме творца и творения, поскольку и в каждом из них порознь творящее и творимое начала тоже неразрывно связаны друг с другом — ситуация, характеризующая явления той особой взаимной вовлеченности и зависимости, остроты и напряженности, которые придают всей этой ситуации черты подлинного драматизма, парадоксальности и чреваты неожиданными решениями. Это сродство пространства и его субъекта-объекта тем не менее не образует симметричной конструкции. <…> В этом контексте, на известной глубине его, довольно безразлично, шел ли автор навстречу его роковому пространству или это «минус»-пространство вовлекало-втягивало в себя сопротивляющегося ему автора, но зато существенно другое — п о д в и г   с в и д е т е л ь с т в а  о встрече с этим» (разрядка авторская). Так описывает отношения С. Кржижановского с главной темой его творчества В.Н. Топоров. Как писал сам Кржижановский, «вдвоем, изредка переглядываясь, мы ищем наши смыслы. <…> Но мне уйти из своей темы — никак: я живу внутри ее». В.П. Океанский считает, что локус (место действия произведения – Е.Н.) - это место-имение (авторское  написание)  тотальности; «место-имение здесь надо понимать как уникальный и локализированный в космологическом отношении топос, вне которого тотальность таким способом нигде и никогда не сбудется” (выделение – Е.Н.). Литература – тот самый опыт, то самое путешествие «конечная цель которого – не место на карте, а новый взгляд на вещи». Дополненный, расширенный. Вос-полненный. Из этого ракурса ясно, что говоря «волшебный» Д. Блондо имеет в виду далеко не только и в первую и главную очередь отнюдь не сказочные «спецэффекты», поверхностное наполнение «магии» («волшебство — это реальный мир, чьи границы воображение может сделать бескрайними”). Многие авторы определяли свое творчество как предчувствие такого пространства, состояния бытия как раскрытого, распахнутого к личности.

Литературные факты – не отражение, не зеркало и не повторение-дублирование реальности. Это ее (про)-образ. Образ же (в значении лик, икона) и есть полная передача сути, духа.

Литература – тот самый опыт, то самое путешествие «конечная цель которого – не место на карте, а новый взгляд на вещи».

Поэтому произведение - живой собеседник, приглашающий читателя побеседовать о нем самом. Люди оторваны друг от друга временем, но литература перекидывает мост через время, чтобы человек мог говорить с человеком, будь то Цезарь или Данте. Это портал. Текст, любое изображение, искусство — это портал в реальность, которая приближена и которая не имеет, на самом деле, границы – она не там, она здесь. И переживается здесь и сейчас.

Один из ключевых вариантов восполнения, передаваемый литературой читателю, это восполнение несостоявшихся встреч. «"Серебряный меридиан" населяют те, для кого рукопожатие действительностей - факт биографии». «То, что произошло с нами, осуществляло ее зеркальную противоположность - не-встречу, невозможность встречи, расчленение действительности, препятствующее встрече».

У. Шекспир (1564-1616).

Так говорят об этом действующие лица трилогии «Эджерли-Холл». Эта встреча может состояться в особом, живом пространстве, образом которого является Эджерли-Холл. Это не иное, ино-мирное пространство. Напротив, действие романов разворачивается в Англии. Но это пространство впускает в себя саму возможность понимания пространства как живого (излеченного от «расчлененности»). И еще – это взгляд из перспективы личности. А взгляд из личности неодолимо влечет за собой видение Другого как личности – что и является полем, в котором может звучать диалог, а не монолог. Это – перспектива искусства, перспектива духа. В трилогии Ф. Олломоуц эта тема вскрыта, выведена на самую поверхность текста написанием биографии Эджерли-Холла.

Литература – биография факта

Биографию мы воспринимаем, как что-то, связанное, казалось бы, исключительно с личностью, с людьми. Если же мы читаем дословно значение этого слова, это «запись в живом». Это то действие, которое записывается в живую ткань. Это то, что не может происходить даже с таким понятием, как «Мироздание», а можно сказать только  с «субъектом». То есть мирозданием, но живым, одухотворенным. «Это не просто повествование жизни, кто когда родился, что когда построили. Это все же события, которые записываются в самом человеке, недоступные стороннему наблюдателю. Жизнь не ложится в конструкцию внешних вещей. Джим попытался сказать об этом еще в «Перспективе» . <…>  Ведь только то, что по-настоящему меняет нас, изнутри меняет, – упавшее зерно – и стоит того, чтобы вписать в биографию. Все остальное – так, незначительные мелочи. В мире и без того слишком много событий, которые невозможно ни узнать, ни понять, ни усвоить».  (И как не вспомнить рассуждение Шерлока о чердаке!*).

Жизнь не ложится в конструкцию внешних вещей, биография — это внутреннее. Происходит  что-то, приключение сознания, приключение ума, души, чего угодно еще и эти события, которые есть на уровне только мысли, а не только чувств и переживаний, и есть события жизни. То есть мысль может быть событием, какое-то чувство, нечто, пережитое только внутри себя. Но оно уже произошло, и именно это и становится событием биографии. Мы можем находиться в каком угодно пространстве. 

Но если открывается, если присутствует, если развивается и расширяется, если доступно нечто – какое-то поле, пространство этой самой реальности, то то, что происходит в связи с событиями в ней, с ней и уже в выражении, в каком-то проявлении воплощенной реальности – это и является самым ключевым, конечно, наполнением – био-графии.

Мы встречаем книги – они тоже с нами случаются как некоторый опыт. И это продолжающийся диалог. Причём происходит очень интересный эффект: этот диалог – идет за счет свойства текста, за счет его интенции.

Мы встречаем книги – они тоже с нами случаются как некоторый опыт. И это продолжающийся диалог.

«Это может быть что-то и где-то, о чем как о месте некой встречи еще никто не знает».  В завершение приведем лишь одну тоненькую нить, один пример того, как именно на практике написанное в произведении может (будучи не известным тем, с кем оно происходит) проявляться в мире (быть опубликованным) до того, как события складываются именно в такие связи, текут именно в этом русле.

Трилогия «Эджерли-Холл» – история семьи Эджерли и их родового поместья. Первый том включает в себя роман, написанный главным героем. Этот роман – «А лучшее в искусстве – перспектива» – посвящен Гению, Уильяму (Вильгельму) Шекспиру и… его сестре-близнецу, по рождению носящей имя Вильгельмина (Вельма, Эльма). Роман написан в 2008–2012 гг. и опубликован в 2013 г. 1 января 2017 года на экраны выходит четвертый сезон телесериала «Шерлок». В третьей серии сезона события развиваются вокруг встречи Шерлока Холмса – детектива-гения – с его тайной, затерянной в мироздании и зовущей своего брата сестрой, одаренной в превосходящей по сравнению с ним степени. В преамбуле к серии, служащей своего рода эпиграфом (в черно-белом старом американском фильме), женщину, олицетворяющую образ той, о ком в дальнейшем пойдет речь, зовут Вельма – Вильгельмина. Актриса, сыгравшая роль гениальной сестры Шерлока Холмса в 2017 году, в 2015 году исполнила также роль Офелии в одном спектакле с исполнителем Шерлока – и Гамлета – Бенедиктом Камбербэтчем. В романе Ф. Олломоуц «Ломтик жизни», опубликованном в 2014 году и написанном в 2011–2013 гг., актриса, исполнившая в фильме, снятом по роману («А лучшее в искусстве – перспектива») роль гениальной сестры Уильяма Шекспира, играет роль Офелии в одном спектакле с актером, прототипом, а в данном случае точнее – актуализованным современностью олицетворением – которого (за четыре года до постановки «Гамлета» в театре Барбикан в 2015 г.), является Бенедикт Камбербэтч. То есть жизнь, творческий путь двух британских актеров движется в соответствии со смысловыми и семейно-историческими путями героев трилогии.

Причем один из этих актеров – именно тот, в ком автор романов видела воплощение своего героя! И в данном случае определенно уместно сказать – и так далее, и так далее, и так далее…

 

Заключение

Литература обладает невероятным могуществом над временем. То, что попало в литературу, становится вечным. При том, что само произведение развивается, герои движутся и меняются, время произведения – это вечно длящийся миг. Мы можем бесконечно измениться, но, когда бы мы не взяли в руку книгу, Дарси будет влюблен в Элизабет, Гарри всегда выживает, а Чацкий уезжает прочь. Мэри Ватсон заключает, что последней опорой для мира, когда слишком странно, слишком отчаянно (когда мир сдвинулся с места и выскочил из колеи) является то, что на Бейкер-стрит ВСЕГДА можно найти Шерлока Холмса и доктора Ватсона.

Литература существует во времени мифа, где все есть всегда. И еще она отражает тайную надежду каждого читателя найти в произведении свои мечты – навеки запечатленными, имеющими вечное существование в прекрасном мгновении. А если имеют право на это бытие мои мечты, и герои, так похожие на меня, то и…. Стать литературным фактом – это уже почти попасть в книгу живых. ■

 

Евдокия Нестерова, Флора Олломоуц

Литература

  1. Бахтин М.М. К методологии гуманитарных наук.
  2. Дильтей В. Введение в науки о духе.
  3. Топоров В.Н. Миф. Ритуал.Символ: - главы: Об индивидуальных образах пространства: “феномен” Батенькова; “Минус”-пространство Сигизмунда Кржижановского.
  4. Касаткина Т.А. О субъект-субъектном методе чтения // Новый мир. – 2017. – №1.
  5. Агапонова О.А. “Сердцевинное” как объект материалистического дискурса в книге О. Седаковой “Дикий шиповник”//Антропологические сдвиги переломных эпох и их отражение в литературе. В 2 ч. – Часть 2: Гродно, 2014
  6. Пастернак Б. Охранная грамота.
  7. Булгакова А.А. Топос Мир в романе Брета Истона Эллиса “Гламорама” // Антропологические сдвиги переломных эпох и их отражение в литературе. В 2 ч. – Часть 2: Гродно, 2014
  8. Нестерова Е. Реализация художественного замысла: перспектива встречи через границу. Интервью с писательницей Флорой Олломоуц о романе «Серебряный меридиан» и о проблемах творчества // Стефанос. – 2015. – №4 – С. 310-320.

Нашли ошибку в тексте? Выделите ее, и нажмите CTRL+ENTER

Вход

Войти с помощью социальных сетей

Регистрация

Войти

Зарегистрироваться с помощью социальных сетей

Восстановка пароля

Зарегистрироваться
Войти

Нашли ошибку в тексте?

Формулировка Т.А. Касаткиной: потрясающее на самом деле свойство искусства, отличающее его от всех смежных видов человеческой деятельности – это способность предоставлять человеку опыт без опытаопыт в отсутствие опыта». Интервью: Достоевский научил нас видеть реальность, сквозящую вечностью // Литература. 2011, № 16. С. 7–12.

Раздел философии, наука о бытии.

См. работы М. Мосса, особенно «Общества. Обмен. Личность».

Человеческий мозг – это пустой чердак, куда можно набить всё, что угодно, дурак так и делает: тащит туда нужное и ненужное. И, наконец, наступает момент, когда самую необходимую вещь туда уже не запихнёшь, или она запрятана так далеко, что её не достанешь. Я делаю по-другому. В моем чердаке только необходимые мне инструменты. Их много, но они в идеальном порядке и всегда под рукой. А лишнего хлама мне не нужно.

Шерлок Холмс и доктор Ватсон: Знакомство (1979).