Мы Вконтакте Мы в Facebook

Мы обнаружили, что вы используете Adblock. Мы знаем, как для вас важно иметь беспрепятственный доступ к знаниям - поэтому ради поддержания сайта мы оставляем только ненавязчивую рекламу. Пожалуйста, отнеситесь к этому с пониманием.

Как отключить: Инструкция

Описание к картинке

Меню

Рубрика Теория

Статья Чтение как эстетическое восприятие – Констанцская школа

 Любое произведение воспринимается каждым отдельно взятым читателем немного по-разному. Очевидно, не правда ли? Сколько людей – столько вариантов прочтения, и спорить о них мы можем бесконечно. Однако в теории и истории литературы читатель и его восприятие далеко не всегда были объектами исследования. Творческий процесс, состояние писателя, его мысли и методы отражались на протяжении истории в различных поэтиках и манифестах, а оттуда перебрались и в филологию.  

Учёные заменяли точку зрения читателей своей собственной, и уже на её основе делали выводы. Даже герменевтика, наука о толковании текстов, изучала восприятие только для того, чтобы можно было добраться до заложенного в произведении смысла. Впрочем, именно герменевты, особенно М. Хайдеггер и Х.-Г. Гадамер, подтолкнули литературоведов к смене точки зрения.

С чего же началось исследование читателя? Чтобы узнать это, я предлагаю отправиться на живописное Боденское озеро, которое в Германии называют озером Констанц. В 1965 году на его берегах появился Констанцский университет, созданный специально для разработки новых подходов в науке и обучении студентов. Там и встретились такие необычные люди как Ханс-Роберт Яусс (1921-1997), специалист по литературе на романских языках, и Вольфганг Изер (1926-2007), исследователь английской литературы.

В 1966 году, вступая на должность профессора, Яусс произнёс речь, которая затем получила название «История литературы как провокация литературоведения» и положила начало Констанцской школе. Или, как её называют иначе, рецептивной эстетике.

Что же кроется за этим названием? Во-первых, речь идёт об изучении восприятия (Rezeption) литературного текста. Во-вторых, Яусс имеет дело не с абстрактными построениями, а с конкретными читателями в определённый исторический период. В-третьих, текст, как он полагает, изначально пытается направить читательскую реакцию в определённое русло. Ключевым понятием рецептивной эстетики становится «горизонт ожидания», введённый Яуссом в той же вступительной речи.

У конкретной группы читателей (например, жителей одной страны) в тот или иной отрезок времени существуют довольно чёткие представления о том, как должны выглядеть произведения отдельных жанров и литература в целом. Это и есть горизонт ожидания.

Учёный основывается на том, что любое опубликованное произведение не существует в вакууме, а накладывается на читательский и жизненный опыт аудитории. К примеру, в начале XIX века европейцы (как и жители Российской Империи), увидев в подзаголовке слово «роман», ожидали найти в книге любовную историю, приключения, сентиментальное и пугающее повествование, так как романы были исторические, готические, сентиментальные (в основном, в письмах) и приключенческие. Тот огромный диапазон произведений, который мы сейчас объединяем этим термином, просто не существовал. Таким образом, у конкретной группы читателей (например, жителей одной страны) в тот или иной отрезок времени существуют довольно чёткие представления о том, как должны выглядеть произведения отдельных жанров и литература в целом. Это и есть горизонт ожидания, о котором говорит Яусс.

Писатель при этом не только существует внутри читательской среды, но и использует ожидания аудитории в своём творчестве. Произведение может полностью совпадать с тем, что хотят увидеть читатели. В этом случае чтение будет чрезвычайно скучным. Это становится понятным, если вспомнить такой жанр, как детектив: чем раньше мы догадаемся, кто убийца, тем меньше интересно нам будет дочитывать книгу до конца. Однако иногда бывает совершенно иначе: мы вроде бы открываем детектив, а получаем «Имя розы» У. Эко. Здесь уже включается другое введённое Яуссом понятие – эстетическая дистанция. Она представляет собой разницу между горизонтом ожидания читателя и реальным произведением. Если эта дистанция слишком велика, возникает риск того, что читатель попросту не поймёт, о чём произведение. Ярким примером могут служить древние тексты, которые сейчас невозможно читать без специальных комментариев – горизонты ожидания изменились с тех пор до неузнаваемости, их приходится восстанавливать научными методами (чем и предлагал Яусс заниматься коллегам). Горизонт ожидания помогает в некоторой степени провести границу между литературой массовой и «серьёзной».

Вид на город Констанц с Боденского озера

Феноменология

— направление в философии, изучающее проблемы познания. Феноменология исходит из того, что существует только непосредственный опыт познания вещей, и именно на нём нужно сосредоточить внимание. Одно из частных применений феноменологического метода – описание того, как читатель воспринимает литературное произведение, этим воспользовался в своих трудах В. Изер.

Для первой, по Яуссу, характерна минимальная эстетическая дистанция. То есть, если я открываю настоящий любовный роман, то могу быть уверена, что конец будет хорошим, герои поженятся или хотя бы просто будут жить долго и счастливо. А не так, как у А. С. Пушкина в «Евгении Онегине»! Сейчас довольно редко кто-то задумывается о разрыве этого романа с читательскими ожиданиями, и соответственно, о его художественной ценности. Почему так происходит, снова спешит объяснить Яусс. Дело в том, что подобные произведения, по мере возрастания популярности входят в разряд «классики», которая, в свою очередь, и формирует в дальнейшем горизонт ожидания читателей. Именно поэтому авторам-постмодернистам пришлось изрядно потрудиться, чтобы придумать что-то новое и возродить интерес избалованной публики к серьёзной литературе. В ход шло всё: несколько концовок, повествование от лица насекомых, перемещения во времени и даже смена места действия на абсолютную пустоту. И, конечно же, включение самого Читателя в ткань повествования, что мы недавно наблюдали (см. Читатель vs. Текст).

Таким образом, Яусс создаёт критерий для определения эстетической ценности произведения – величину эстетической дистанции между текстом и горизонтом ожидания современников. Читатели, их реакции и критика становятся для Яусса основными источниками понимания литературного процесса.

Обман ожиданий вызывает интересный эффект: появляются пробелы в мысли, её течение прерывается, а читателю приходится самому их заполнять. Именно в этом достраивании Изер видит эстетическую ценность произведения.

Вольфганг Изер подходит к проблеме восприятия немного иначе. В своей работе «Процесс чтения: феноменологический подход» (1972) он рассматривает не исторический, а сущностный аспект чтения, не результат, а сам процесс. Для Изера осуществление и обман ожиданий присутствуют не вне, а внутри литературного текста. Каждое предложение заставляет читателя достраивать продолжение мысли и, в то же время, корректирует его представление об уже прочитанном. Это можно сравнить с наблюдением за шахматной игрой. Каждое действие игроков заставляет нас думать о том, как они могут поступить дальше, при этом те варианты развития событий, которые мы предполагали до этого, отрезаются. Однако для Изера роль читателя на этом не заканчивается.

Если последующее предложение оправдывает ожидания, чтение становится гладким, непрерывным. Обман ожиданий вызывает интересный эффект: появляются пробелы в мысли, её течение прерывается, а читателю приходится самому их заполнять. Именно в этом достраивании Изер видит эстетическую ценность произведения. Как и Яусс, он подчёркивает важность в литературе разрыва текста с читательскими представлениями о нём. Описанный Изером процесс можно сравнить с тем, как мы формируем представление о представление о внешности персонажа. Иногда автор сразу не описывает героев произведения, и где-то в середине может оказаться, что цвет волос или глаз, возраст и даже их пол не совпадают с «картинкой», возникшей у читателя. В таком случае приходится «перестраивать» весь предыдущий текст. По Изеру, в этом «перестраивании» и состоит процесс чтения.

Вернёмся к сравнению. Хорошо, если хотя бы в самом конце романа автор дал исчерпывающий портрет героя – тогда «картинки» в головах читателей будут одинаковы. Но что делать с произведениями таких писателей, как Джейн Остин, которые принципиально уделяют внешности персонажей крайне мало внимания? Получается, что смысл текста будет меняться в зависимости от того, кто его воспринимает?

Герменевтика

— наука и раздел философии об интерпретации и понимании текстов. Изначально герменевтика развивалась как метод толкования священных книг – именно это позволяет некоторым исследователям включать её в список филологических дисциплин. Философскую герменевтику развивали в XIX-XX вв. Ф Шлейермахер, В. Дильтей, М. Хайдеггер, Х.-Г. Гадамер и П. Рикёр. Связь интерпретации и понимания описывалась ими с помощью герменевтического круга. Методы и положения философской герменевтики легли в основу рецептивной эстетики.

Но что делать с произведениями таких писателей, как Джейн Остин, которые принципиально уделяют внешности персонажей крайне мало внимания? Получается, что смысл текста будет меняться в зависимости от того, кто его воспринимает?

Изер подходит к разрешению этой проблемы достаточно радикально. Текст – это данные автором условия, возможность, ожидающая реализации. Его смысл и значение возникают в сознании читателя, когда последний заполняет «пустоты», оставленные текстом, – это Изер называет конкретизацией. Между данными «полюсами», в момент слияния читателя и текста, возникает произведение. Оно постоянно возникает заново и каждый раз видоизменяется. В качестве наглядного примера можно привести восприятие картин с обманом зрения, в которых контуры одного или нескольких предметов служат для создания иного изображения. Сами очертания предметов и их расцветка подобны изеровскому тексту, который несёт в себе потенциал различных толкований. В нашей голове мы анализируем картину, создаём её образ, аналогичный конкретизации. Но при взгляде на изображение в каждый конкретный момент времени мы видим либо один предмет, либо другой, и в этом случае наше восприятие действительно постоянно меняется – возникает произведение.

Текст – это данные автором условия, возможность, ожидающая реализации. Его смысл и значение возникают в сознании читателя, когда последний заполняет «пустоты», оставленные текстом.

Для Изера процесс чтения является переживанием, реальным опытом, благодаря которому читатель познаёт себя и окружающих его людей. Он не только сопричастен созданию произведения, но и может пропустить текст через своё сознание, видоизменив и его, и себя. Констанцская школа не просто сделала читателя неотъемлемой частью анализа произведения, но и доказывала его первостепенную роль в оценке художественной значимости текста. Яусс и Изер воспринимали разрыв с горизонтом ожидания как благо для литературного текста, как единственный критерий его художественной состоятельности. Литература, обладающая творческим потенциалом, приглашающая к соавторству, была для них идеалом в искусстве. Читатель, таким образом, становится уже не пассивным наблюдателем, которому выдаётся набор эмоций, фактов и идей, а активным участником процесса создания текста. В рецептивной эстетике автор ещё твёрдо стоит у истоков произведения, однако до его «смерти» остаётся совсем немного. ■

Эльнара Ахмедова

Дарья Смирнова

Нашли ошибку в тексте? Выделите ее, и нажмите CTRL+ENTER

Вход

Войти с помощью социальных сетей

Регистрация

Войти

Зарегистрироваться с помощью социальных сетей

Восстановка пароля

Зарегистрироваться
Войти

Нашли ошибку в тексте?