Если зайти в любой крупный книжный магазин – возникнет проблема выбора. В том смысле, что он очень большой, этот выбор. И если заранее не определиться, за какой именно книгой ты пришёл – растеряешься. Что, конечно, хорошо. Жаловаться на избыток изящной словесности никто не станет. Не всё так плохо с нашим вкусом, не правда ли?  Пожалуйста – всё, что хотите! Тут вам и Фёдор Михайлович Достоевский, и все наши Толстые, и некий Мариенгоф с неким поэтом Асеевым, и Александр Сергеевич, конечно же! Нет, не тот, который Грибоедов – хотя Грибоедов тоже в наличии, естественно… А вон в том углу, где зарубежная литература, смотрите: «Божественная комедия» Данте! Собрание сонетов Шекспира! И в опасной близости от великих мастеров – Хантер Томпсон, светлая ему память… А дальше, уже в другом отделе, глядите! Татьяна Устинова, Александра Маринина, неизбывная Дарья Донцова… ну и так далее…   В общем, есть всё. От литературы «массовой» до литературы высокой, эстетической, классической и так далее…

Мы как-то привыкли делить всё, что поддаётся чтению, с позиции некоего «качества». «Эстетическая», «классическая», «интеллектуальная» литература. Кто-то особенно нескромный использует эпитет «элитарная». Соответственно, в остатке мы получаем как бы «низкую» литературу. Чтиво. Как раз то, что принято называть литературой «массовой».
И это не то что бы неправильно, по-снобски. Это просто странно, нелогично. Очевидно, тут произошла какая-то путаница. Тут – это в наших головах. Вдруг перемешались понятия. Мы говорим: я читаю классическую, эстетическую, интеллектуальную литературу. Не замечая, что она давным-давно уже стала массовой.

Я не говорю о художественной ценности этой, «высокой», литературы. Не о том ведь речь. Я лишь хочу сказать, что современное книгоиздание нарушило естественные пропорции на рынке художественной литературы. Исключив многих, пусть и не очень популярных, авторов. Именно по отношению к ним  тот же, например, Лев Толстой – массовый писатель.

И, тем не менее, понятно, что издатели (монополисты) и книготорговцы (монополисты) заинтересованы в первую очередь в прибыли. Это общий интерес на все времена. Винить в этом кого бы то ни было – наивно. (Дарья Донцова, Александра Маринина, Юлия Шилова, Александр Бушков – и другие. Их тиражи давно вышли за пределы понимания тех, кто любит… ну, Пушкина Александра Сергеевича, например. В самый неудачный для Дарьи Донцовой прошлый – 2014-й – год издатели напечатали 95 её произведений общим тиражом в 1 683 000 экземпляров. 

Обратимся к статистике.

В 2015 году Федеральное агентство по печати и массовым коммуникациям (далее – ФАПмК) опубликовало доклад; в нём отражены основные тенденции  российского книжного рынка по состоянию на 2014 год. Вот выдержка о количественных показателях: «Согласно данным Российской книжной палаты, в 2014 г. российскими издательствами было выпущено 112126 названий книг и брошюр совокупным тиражом 485,5 млн экз. В сравнении с 2013 г. число выпущенных названий снизилось на 7%, а снижение совокупного тиража выпущенных изданий составило 10,4%. В сравнении с 2008 г. количество выпущенных наименований снизилось на 9,1 %, а совокупный тираж сократился на 36,2%». Но здесь речь идёт обо всей книжной продукции – не только о художественной литературе. Художественная литература получает лишь часть от общего тиража – и не самую большую часть.

 Как мы видим, основной объём работы издательствам и книжным магазинам обеспечивает вовсе не художественная литература, а учебная. И по числу выпущенных названий, и по совокупному тиражу – выпуск художественной литературы составляет примерно 13% от всего объема.

Общий тираж книжной продукции в 2014 году составил 485,5 млн. экземпляров. 13 % от этой суммы: 63 млн. экземпляров.  Из этой суммы мы вычитаем тиражи самых популярных массовых российских писателей.

Примерно 7 млн. экземпляров составляют суммарный тираж. Итого – без названных авторов – выпуск  художественной литературы в 2014 году ограничился  56 миллионами экземпляров.

Эти 56 миллионов обеспечивают примерно 14 тысяч наименований – столько было издано за позапрошлый год. То есть около 4 тысяч экземпляров на одно наименование. Эта цифра вполне соответствует данным, приведённым в годовом докладе ФАПмК. Причем цифра эта  соответствует среднему показателю среди вообще всех отраслей книгоиздания – и художественной литературы, и научной, и детской, и учебной и т.д. Это должно было бы свидетельствовать о  некой стабильности данного сектора книгоиздания.  Но сравнительная статистика показывает обратное. Выдержка из отчета ФАПмК: «Так, (за 2008-2014 гг. – прим. автора) по числу выпущенных названий в общем издательском репертуаре страны выросли доли научных (на 5,9 п.п.) и учебных (на 2,4 п.п.) изданий, а также детской литературы (на 0,3 п.п.). Доля изданий художественной литературы, напротив, сократилась на 3 п.п., также сократилась и доля справочной литературы (на 1,4 п.п.). По тиражным показателям отмечается резкое увеличение доли учебной (на 15,0 п.п.), научной (на 0,8 п.п.) и детской литературы (на 0,6 п.п.). Доли же литературно-художественных и справочных изданий, напротив, снизились на 7,7 п.п. и 2,0 п.п. соответственно».

Видим: на фоне экономического кризиса доля художественной литературы в общем тираже стремительно сокращается. Сокращается количество наименований. Постепенно сужается круг издательских предпочтений, которые ориентируется на читательский спрос прошлых лет. Литературный процесс в России замедлен. На прилавках крупных книжных магазинов не появляется произведений ни «новых современных классиков», ни писателей прежних лет, о которых забыли, ни тех авторов, которых не знали вовсе. И оказывается, что избыточный выбор художественной литературы – всего лишь приятное послевкусие. Инерция предыдущих лет. На самом деле, художественная литература как печатный продукт – в России – исчезает.   В чём же дело?

«Массовый» читатель любит тех, кого знает. Если русские писатели – то «классики» (в древнем Риме классиками называли тех авторов, которых изучали в школе, в классе; с тех пор мало что изменилось). Тот же Булгаков, Есенин, Довлатов.

Из 19 века: Лермонтов, Пушкин, Достоевский, Толстой. Если зарубежные писатели – то в первую очередь, экранизированные «бренды», вроде Фицжеральда, или такие литературные столпы как Харуки Мураками – легкоперевариваемая экзотика. Печатая этих авторов многотысячными  тиражами, издательства и книжные магазины получают немалую прибыль. Это одна из основных статей дохода. Товар, что называется, наверняка.

За бортом оказывается другая литература. Не смотря на то, что у неё есть свой читатель. Пускай и не настолько массовый. Я говорю не о Кафке, Сартре или, допустим, Кортасаре. Они-то, как раз, очень популярны. Я говорю о тех авторах, которые по тем или иным причинам остались на нижнем ярусе читательских предпочтений. Или даже – просто неизвестны. При этом их нельзя назвать «писателями второго ряда». Это те авторы, которых любят и читают в других странах.  К. Абэ, Т. Бернхард, К. Гамсун, А. Дёблин, Андре Жид, Густав Мейринк, Жорж Перек…  Для удобства я расположил фамилии в алфавитном порядке. Первые, что пришли в голову. Этот список можно продолжать и продолжать. Как филолог я обязан их знать. Однако ж печально, если они не выйдут к широкому читателю. Останутся жертвами литературных червей, вроде меня.

Ну, ладно. Может, я драматизирую. И нет нам дела до неизвестных зарубежных авторов. Их и так много набралось за две с лишним тысячи лет, что существует Западная цивилизация. Перебьёмся. Другое дело – наша родная русская литература. Пушкин и Достоевский. Мандельштам и Булгаков.  Бродский и Довлатов. И ещё много других славных имён…

Захар Прилепин, Людмила Улицкая, Вера Полозкова, Евгений Гришковец, Дмитрий Быков, Виктор Пелевин и так далее и проч. и проч. и т.д. и т.п.… Одно слово – плеяда. Кого-то она устраивает, кто-то, говоря о современной русской литературе, убеждённо использует аббревиатуру СРЛ. Дело вкуса. Бесспорно одно:  этот список очень давно не обновлялся. Именно – с начала «нулевых». И если, например, Альфред Дёблин не популярен только потому, что какое-нибудь «ЭКСМО» сочло его нерентабельным, то русского автора в аналогичном положении

просто не существует. Кажется, и вовсе нет у нас «отверженных» издателями поэтов, маргиналов. Всё благополучно в российском королевстве. Может, бродят непризнанные гении пера где-нибудь по необъятным просторам Родины. Может быть. Нам того знать не дано. Хотите русской словесности? Изучайте прейскурант любого большого книжного магазина! Он отражает перспективы литературы на территории нашей страны. В начале XXI века русская литература замкнулась сама на себе, и вот уже речь пошла об эпохе постпелевинизма. При живом-то авторе…

Индустрия книгоиздания во многом формирует вкусы и кругозор читателя. Среднего читателя. И не среднего. И продвинутого. И так далее. Важно вот ещё что: среди читателей есть те, которые пишут сами. То есть – писатели (как мы уже выяснили – преимущественно они существуют вне литературного процесса: без книг и публикаций. То есть они – не писатели). Их вкусы и кругозор также во многом формируются этой самой книжной индустрией. Застой современного книгоиздания приводит к тавтологии в мире художественной литературы, когда литературная традиция замыкается сама на себе. Не в этом ли секрет российского постмодернизма? Который, на самом-то деле – ступор русской литературы. Под толстым слоем льда – холодная вода, в которой нету рыб. Безрыбье. А раки, как известно, зимой в спячку не впадают.

Застой в книгоиздании приводит к сокращению потребления художественной литературы. Издательства, перестраховываясь, уменьшают количество наименований. Ограничивая тем самым выбор покупателя. Когда же экономическая ситуация в стране нормализуется, потребителю будет очень сложно вернуться к тем авторам, которых когда-то перестали издавать. Не говоря уже о тех, которых не печатали никогда. Чтобы сделать их окупаемыми, нужно взрастить целое поколение, которое бы ассоциировало себя с этими авторами. Что, конечно, очень сложно – и очень долго.

Помимо этого, застой в книгоиздании приводит к ослаблению конкуренции среди самих писателей – признанных, читаемых. Короткие издательские сроки, большие

гонорары (это писатели-монополисты) и осознание неколебимости своего места под солнцем не прибавляют мотивации. Некоторые современные писатели пишут хуже и хуже. Это, конечно, мое субъективное мнение. А вот это – объективно: если бы до широкого читателя доходило больше произведений от авторов не брендовых, если бы круг популярной «серьёзной» литературы расширился, выиграли бы все. Кто бы пострадал, прочитав роман Томаса Бернхарда? Кто бы пострадал, открыв для себя талант ранее неизвестного современника, соотечественника? Может быть, писатели-монополисты? Быков и Пелевин? Прилепин и Улицкая? 

Может быть, может быть… 

Но русская литература от этого не пострадала бы точно.

В «Эстезисе» мы стараемся ознакомить читателя с литературой, с некоторой вероятностью незнакомой ему. Заполнять лакуны того культурного здания, которое каждый сам для себя выстраивает в течение всей своей жизни. Прояснять тёмные места – это своего рода помощь современному книгоизданию, подстраховка. Если коммерческая реклама не обратила вашего внимания на хорошего автора – это сделаем мы. ■ 

Никита Носков