Человечность вещей.

Ходасевич в своем отзыве о творчестве молодого Сирина говорил о нем как о писателе формы и содержания; многочисленные исследователи ломают головы над стилистическими и языковыми загадками Набокова, им восхищаются как удивительным стилистом, мастером слова, писателем, который из прозы творит поэзию, но еще одной его особенностью является любовь к вещам. Предметный мир в его книгах очень плотен, вещи у Набокова - не просто вещи, они имеют свою судьбу, которую мы можем проследить, если будем чуть более внимательными к деталям, а именно этой внимательности от нас и требует Набоков.

«Своих героев Набоков наделяет свойственной ему самому мучительной привязанностью к деталям быта <...>». Кто знает, насколько мучительной была эта привязанность: может быть, в ней заключается не мучение, но наслаждение, к которому своим волшебством прозы приглашает Набоков и читателя. Разумеется, «привязанности» заслуживает далеко не всякая вещь, а лишь та, что способна абсорбировать воспоминания. Вещи обретают статус артефактов, и их история связана в первую очередь с детскими и юношескими впечатлениями, которые силой искусства автор стремится сохранить в пространстве Вечности.

В романе «Дар» рассказана история становления Поэта, повествование сопровождают стихи молодого героя, Фёдора Константиновича Годунова-Чердынцева, который разделяет с автором некоторые эпизоды детских и юношеских воспоминаний, хоть поставить знак равенства между Набоковым и Годуновым-Чердынцевым никак нельзя.

Набоков вспоминает о детстве в книгах «Другие берега» и «Память, говори!», и при чтении его художественных текстов можно почувствовать странное: автобиография словно никогда не заканчивалась. Сборник Фёдора начинается со стихотворения о «Потерянном мяче» («Мяч закатился мой под нянин комод…»). Мячик парадоксально считается потерянным, хотя местоположение его известно:

«Если сборник открывается стихами о «Потерянном мяче», то замыкается он стихами «О Мяче Найденном»*. Игрушка возвращается во время перестановки мебели («когда мы выросли»):

Мяч выпрыгнул к герою, детство которого закончилось - но мяч нашелся, при этом он «живой, невероятно милый», игрушка, в которой образ детства запечатлен так надежно, что взросление героя этой памяти не развенчает. Найденный Мяч - живой, при этом гораздо более живой, чем, к примеру, няня, которой в воспоминаниях Фёдора о детстве довелось стать лишь владелицей комода, превращающегося в ловушку для живых мячей. Вещь у Набокова может «очеловечиться», но не всякая вещь.

Серебряных два колеса.

Другое стихотворение Фёдора Годунова-Чердынцева запечатлело восторг ребенка от первого велосипеда:

Яркое воспоминание о прогулке на велосипеде или стремительной гонке упоминается у Набокова не раз, что дает нам повод внимательнее приглядеться к этой детали. История велосипеда у Набокова – параллель истории первой любви, навсегда пойманная в беге двух велосипедных колес, перепрыгивающих колеи.

Велосипеды в России стали появляться начиная с середины XIX в., однако высокая цена этого развлечения сдерживала его популярность. В русской литературе если не первое, то наиболее яркое упоминание велосипеда находим в знаменитом рассказе Чехова «Человек в футляре».  Велосипед переехал личную жизнь Беликова и расстроил его намерение жениться, так как радость жизни и упоение скоростью в жизнь героя приносили скорее хаос и испуг, чем веселье. Набоков в «футляр» никогда не замыкался: тогда и в зрелом возрасте спорт привлекал его как поле для самовыражения. В стихотворении «Велосипедист» (1918) изложен сон о стремительной поездке на велосипеде - о низком руле, педалях и серебристых колесах, об упоении быстроты. Это скорое путешествие - путь к старой скамье, прежнему месту свиданий с вырезанными на ней вензелями:

Так и получается, что вензель уже не разглядеть, он исчезнет из памяти, быть может, как и люди, которые были с ним связаны, а вот велосипед останется.

Как сообщает Брайан Бойд, отец Набокова сделал своей будущей жене предложение во время велосипедной прогулки, и это интересный факт семейной истории Набоковых. Что обычно случается в жизни каждой семьи? Кто учит ребенка кататься на велосипеде? Одним утром папа приносит в дом велосипед и выводит чадо для первого учебного катания, которое неизбежно приведет к разбитым коленкам. Можно представить, что нечто похожее произошло и в семействе Набоковых. Набоков говорит, что отец научил его кататься на велосипеде в 1909 году, и привычка к велопрогулкам, как и бокс, была тем видом досуга, который укреплял связь между сыном и отцом.

«Я вспомнил наши долгие велосипедные прогулки по ровному Лужскому шоссе, вспомнил ухватистость, с которой он – с мощными икрами, в гольфных шароварах, твидовой куртке, клетчатой кепке, – взбирался на высокое седло своего Дукса, которого слуга подводил, будто коня, прямо к крыльцу. Проверив, хорошо ли он вычищен, отец стягивал замшевую перчатку и, под встревоженным взглядом Осипа, испытывал, довольно ли туго накачаны шины. Затем он брался за руль, упирался левой ступней в металлический колышек, торчащий из задней части рамы, отталкивался правой ногой, поместив ее по другую сторону заднего колеса, и, после трех-четырех таких подпихиваний (велосипед уже катил) неторопливо утверждал правую ногу на педали, взмахивал левой и оседал в седло.» («Память, говори», пер. С. Ильина.) Набоков, рано утративший отца, боготворил его всю жизнь: некоторые его современники, которых снобизм Владимира Владимировича не приводил в восторг, отмечали, что заслуживающими внимания людьми он находит себя и своего отца. Владимир Дмитриевич был убит, когда его сын был еще очень молод. Потеря России, потеря отца - эти болезненные опыты не могли не повлечь за собой острой потребности переплавлять страдание, например, в искусство. Плодом этого страдания был и роман «Дар», в котором так много связано с отцом, «велосипедный» мотив в том числе.

Что вообще значит любовь к кому-то или чему-то?

Гумберт Гумберт считал, что главный жест любви, который он может сделать в отношении его Лолиты – это создать великое произведение о ней. Если Набоков впускает в свое творчество ту или иную деталь, он дарует ей бессмертие, а такие подарки просто так не делают. В интервью Роберту Робинсону 1977 г. (как известно, ответы для каждого интервью Набоков тщательно выверял) Набоков ответил на вопрос о том, когда впервые захотел взяться за перо, как обычно, витиевато: «Мне было пятнадцать; буйно цвела сирень; я читал Пушкина и Китса; я был влюблен в девочку, мою ровесницу, и у меня был новый велосипед (помнится, «Энфилд») с рулем, который поворачивался рогами вниз, и тогда велосипед превращался в гоночный.

Мои первые стихи были бездарными, но тогда я поворачивал тот руль, и вновь все было прекрасно. Потребовалось, однако, десять лет, пока я не понял, что по-настоящему мое — это проза…» Всё здесь есть: сирень, юность, Пушкин и Китс (напомню, что Пушкин – почитаемый идол писательского пантеона Набокова, главный поэт России, по его мнению), возлюбленная и, внимание, велосипед! Заметим, что о девочке предусмотрительно сказано немного, а вот об «Энсфилде» сообщено подробнее. Оказывается, велосипед сыграл свою роль в судьбе Набокова как писателя, а он отплатил ему за это.

Велосипед - спутник Набокова в его первых лепидоптерологических «экспедициях», когда в возрасте восьми-девяти лет он с рампеткой уезжал за три версты от дома охотиться на бабочек. Велосипед сопровождает Набокова, переживающего первую любовь. Он, можно сказать, единственный его союзник в ситуации, когда путь на ночные свидания с Тамарой, описанным в «Память, говори» и «Других берегах», освещал только велосипедный фонарь.

Своими воспоминаниями Набоков щедро делится с героями художественной прозы. Воспоминания Ганина о любви к Машеньке в одноименном романе переплетаются с мыслями о природе времени и счастья: «И куда все это делось, - вздохнул Ганин. - Где теперь это счастье и солнце, эти рюхи, которые так славно звякали и скакали, мой велосипед с низким рулем и большой передачей?.. По какому-то там закону ничто не теряется, материю истребить нельзя, значит, где-то существуют и по сей час щепки от моих рюх и спицы от велосипеда. Да вот беда в том, что не соберешь их опять, - никогда.» Кульминация чувства передана именно через безумное велосипедное путешествие на далекое расстояние ради встречи с любимой, когда несколько раз спускало шину, путь был тяжел. Воспоминания о первой любви могут быть приятными или печальными, но они ценны для каждого человека, и для Набокова путь к этому воспоминанию лежит через прикосновение к велосипедному седлу и паре серебристых колес.

Люблю Отчизну я...

Набоковеды совершали многочисленные более или менее успешные попытки подчинить все творчество той или иной концепции, найти главную движущую силу его творчества, которая определяла бы всё, что он когда-либо написал. Некоторые исследователи склонны рассматривать Набокова как писателя эмиграции, всю жизнь переживавшего разлуку с Отечеством. Именно так можно объяснить ценность воспоминаний в набоковской картине мира, однако это лишь одно из объяснений. Память говорящая была для писателя способом борьбы с распадом и смертью, а искусство - единственным шансом на путь в Вечность. И некоторые предметы, такие как велосипед, способствовали консервации впечатления, за что награждались многолетней нежной привязанностью. Кто знает, на что можно направить любовь к Родине, когда Родина перестает существовать? Может быть, на искусство? Или на свое дивное воспоминание о первом велосипеде, полученном ко дню рождения в 10 лет?

Наблюдать за человеком, влюбленным в свою машину, может быть очень забавно, как смешно заметить в ком-то особую привязанность к бытовой технике, любимым туфлям или мобильному телефону (некоторые люди зовут свой холодильник по имени, и вот это совсем странно). Любовь к вещам - странная любовь, которая может восприниматься как что-то, граничащее с ненормальностью. Любовь Набокова к велосипедам - это писательская любовь. Любовь к прошлому, «к отеческим гробам», к Родине, которая еще была у него в юношестве, к воспоминаниям о счастье, к отцу и к свободе. Любовь Набокова к велосипеду складывается из здоровой спортивной привычки в чисто бытовом плане и любви художника к ценной детали, содержащей в себе так много, способной возродить прошлое, остановить время. Кто-то крутит педали, но велосипед никуда не движется, только лента дороги прокручивается под плотностью велосипедных колес, а сама машина замирает в пространстве вечности, во времени, которое Набоков остановил для личного пользования и для читателя, который продолжит крутить педали, не даст велосипеду упасть. ■

Дарья Куликова