Ина уже давно живёт и работает во Франции, поэтому интервью я проводила по интернету холодным ноябрьским вечером. Мы запаслись чаем, отогнали от экранов любопытных кошек и отправились в лингвистическое путешествие по вымышленным мирам.

– Здравствуйте, Ина. Сегодня я хотела бы поговорить о вымышленных языках с обзорной точки зрения. Поэтому мой первый вопрос: что такой вымышленный язык в произведении фэнтези вообще? Что представляет из себя создание языков?

– Созданием языков люди занимаются не только в области фэнтези. Здесь как раз этим занимаются очень мало, в отличие от научной фантастики. Чем именно отличается вымышленный язык в литературе? Сейчас ваш котик пытался привлечь внимание мяуканьем – у него главная функция речи, как и у нас, коммуникативная. Он пытался что-то сказать, но его не поняли.

А в вымышленных языках фэнтези как раз коммуникативная функция не первичная. Это то, чем все языки, которые придумываются для литературы, кино, сериалов (взять даже «Игру престолов»), отличаются от тех языков, которые тоже придумываются, как эсперанто и ему подобные, но именно для общения. Как раз эсперанто был придуман для того чтобы, якобы, облегчать эту самую коммуникацию между народами. Ничего, конечно, не получилось, но цель была хорошая. А у вымышленных языков в литературе функции совсем другие. Конечно, на них разговаривать можно, особенно если язык хорошо разработан, или гики сели и доработали его себе сами. Но это необязательно. Язык должен отвечать хронотопу, который он же, в какой-то мере, и создаёт.

– Да, безусловно. Я, скорее, имела в виду некое подобие средневековой латыни, которая использовалась определённой социальной группой, или ситуацию в средневековой Англии, где французский и английский маркировали разные группы.

– Тогда мы действительно говорим о разных языках. Здесь всё зависит от того, что хотел сказать автор. Точнее, какую диссертацию он писал и какой эпохой увлекается. Если у вас автор писал диссертацию о войне Алой и Белой розы, то у него стандартно будет язык одного континента распространяться на другой, и не на все его категории, а только на аристократию. В принципе, этого можно ожидать. А если автор, например, учил или знает основы каких-нибудь мелких языков типа ирландского, валлийского и т.д., то, скорее всего, у него на этих мелких языках, как у пана Сапека, будет говорить угнетаемое эльфийское меньшинство.

– Получается, что реальность в большой степени воздействует на произведение?

– Совершенно точно. Я не буду говорить «за всю Одессу», то есть за Азию, например, за Латинскую Америку (я уже молчу про Африку), там мифология своя и ассоциации свои. Но если считать европейские языки, то определённый уровень ассоциаций будет накладываться на нашу общую историю, на наше использование языков. Тот же высокий валирийский – это же явная отсылка к тому, что считалось высоким языком в Средневековье, к той же латыни. В этом плане некоторые культурные архетипы не то чтобы сами себя повторяют, но накладываются, создают ассоциации, которые потом подтверждаются ещё и языком. То есть, если посмотреть, например, эльфийский цикл «Таэ эккейр!»* Э. Раткевич, в конце у неё приложен обширный справочник, практически учебник по языкознанию эльфиего и гномьего языка. У гномов язык очень подробный, с очень хорошо проработанной лексикой в том, что касается инструментов, горного дела, они очень тщательно подходят к называнию. Эти педантичные гномы напоминают нам немцев. А почему немцев? Гномы пришли из гор, то есть это народец, о котором рассказывают либо в Скандинавии, либо в Германии. Получается, что, вольно или невольно, язык или менталитет какой-то нации проецируется на определённую расу.

– Вы имеете в виду, что мы начинаем ассоциировать языковые особенности с национальными и проводить параллели между реальными национальностями и вымышленными расами?

– Да, и как раз параллели проводятся в том числе на уровне языка. Причём параллели может задать тот же самый Толкин: у него есть прекрасные эльфы, в источниках их языка скандинавские языки, также ирландский, получается завязка между эльфами и кельтскими мифами. И в итоге у пана Сапека эльфы говорят на ирландско-валлийском с примесью остальных европейских языков. Кельтские корни у них совершенно чётко просматриваются.  Если повнимательнее посмотреть на этих эльфов, то у них ещё что-то кельтское просматривается, как замашки борцов ИРА. То есть, получается, язык даёт определённую ассоциацию, которая ассоциирует то, что сейчас пишется, с тем, что уже было написано, а то, что уже было написано, с какой-то определённой реалией. Всё запутывается.

Почему не нужны золотые рыбки

– Я бы хотела вернуться к началу разговора. Почему, на ваш взгляд, в фэнтези языков придумывается не так много, как в научной фантастике?

– Мне кажется, когда мы смотрим на фэнтези, мы смотрим на человеческий мир. В принципе, коммуникация внутри человеческого мира легче, чем коммуникация с существами, которые вообще не с этой Земли. И моделирование коммуникации с этой точки зрения получается интереснее для научных фантастов.

Там, если мы делаем язык, мы начинаем думать о том, как передать язык совершенно другого менталитета. Например, язык вулканцев, язык пау, взять даже ситуацию в «Посольском городе» Ч. Мьевиля. Или новый фильм «Прибытие», где наконец-то пытаются наладить коммуникацию вместо того, чтобы пойти бить задницы марсианам. Сама задача интереснее и обязательнее, потому что если мы, допустим, поедем сейчас в Германию или в Скандинавию, то с помощью нескольких жестов, Божьей матери и двух слов, усвоенных по-английски в младшей школе, мы всё равно сможем объясниться. С марсианами Божья матерь не поможет также, как и жесты, нужно что-то придумывать. С одной стороны, меньше нужно. А как мы знаем, если даже коммуникативная функция в языке не первична, экономия и здесь работает. Бритву Оккама никто не забывает – если не нужно – то не обязательно. Можно, конечно, «организовать» все как в «Стар Треке», где они включали свой «универсальный переводчик». И то у них был лингвист – непонятно, чем она занималась, кроме как ходила в красном красивом платье по капитанскому мостику – тем не менее, лингвист у них был предусмотрен. Некоторые товарищи не заморачивались ни лингвистами, ни переводчиками, они просто высаживались на другую планету и начинали болтать. Но мы не будем про них сейчас разговаривать.

– У Дугласа Адамса в «Автостопом по галактике» есть шикарная золотая рыбка-переводчик, которая запускается в ухо.

– Это тоже решение, в конце концов, если человек не хочет писать про то, как он устанавливал коммуникацию в течение десяти лет с марсианами на уровне «я есть» – «ты есть», он может написать про золотую рыбку. Но, всё-таки, в космосе золотая рыбка необходима, а в фэнтези хватит и жестов. Кроме того, фэнтези менее научно по своей сути. Если ты идёшь в научную фантастику, ты пытаешься написать что-то научное. Ты строишь какую-то гипотезу – например, о том, как люди объясняются, и ты можешь её каким-то образом проверить, опровергнуть и т.д...

Фэнтези у нас не для этого, а для «приключалова». Поэтому можно сразу заявить, что все говорят на всеобщем языке. Что есть полная чушь, но именно это вы найдёте в подавляющем большинстве того, что сейчас выходит. Причём «попаданцы» его учат совершенно за один раз: перенеслись и сразу всё понимают. Объяснять они это явление не пытаются, потому что зачем? Если авторы хорошие и интересные, если им самим интересно, они пытаются какой-то язык придумать хотя бы на уровне нескольких слов. Даже так это смотрится лучше, чем одинаковый язык везде. Это придаёт объём миру. Ты задумываешься, как построен язык, на что он похож, какие с ним ассоциации, какой человек может его употреблять. Даже несколько слов уже что-то говорят о ваших героях или о вашем мире.

– А насколько авторы фэнтези вообще задумываются о соотношении языка и мышления?

– Раткевич не просто задумывается, у неё там статья или маленькая монография в конце книги, которая этому посвящается. И в самой книге постоянно идут размышления, чем отличаются эльфийский и человеческий менталитеты и языки в том числе, и как это выражается в языке. Там берутся и другие символы – человек явно «фишку знает». У Веры Камши с её бесконечно тянущимся «Рассветом», который, видимо, уже никогда не взойдёт, но мы надеемся, тоже разные языки. Причём у неё совершенно точно идёт ассоциация по этим языкам с земной географией. Можно, конечно, говорить, что Картиана – не Земля, но венгров там видно совершенно чётко, как и евреев. Её большая любовь – испанцы. Причём я сначала ругалась, что там испанский язык даётся в транскрипции кириллицей, а потом написала своё, всё в транскрипции кириллицей, перестала ругаться. Потому что латиница выглядит хорошо, только если язык изобретённый. Или хотя бы наполовину изобретённый, как у того же пана Сапека. А если у вас язык не изобретённый, а существующий, то лучше уж его переписывать кириллицей. Для того, чтобы читателя не выбрасывало сразу в настоящий мир. И чтобы он не чувствовал себя перед учебником испанского, венгерского или ирландского (не дай бог!).

И мне в этом плане очень понравился ход пана Сапека (а он известная ехидна): он не стал переводить свой эльфийский. То есть, как хотите, люди, так и понимайте. Он набрал специально корней из различных языков – какие слова из валлийского, ирландского, но основные корни то из итальянского, то из немецкого, такая мешанина, которую турист бывалый поймёт на уровне интуиции. И, в принципе, у него это получилось. По крайней мере, 90% разговоров между «белками» можно понять на интуиции. Такая интуиция, конечно же, не у всех есть, и некоторые, я думаю, были недовольны. Но ход сам по себе интересный. Давать достаточно много фраз на чужом языке, но при этом не давать перевода.

Лингвистический плюрализм

– Получается, европейские авторы использует, в большинстве своём, индоевропейские языки? Или пытаются как-то выходить за рамки одной языковой семьи?

– Опять же, индоевропейские языки – такая большая категория. У Дж. Мартина те же валирийский и дотракийский очень интересные в этом плане. Он основывал их на нескольких языках, и некоторые из них неиндоевропейские. Дотракийский основан на суахили и инуктиту, языке канадских чукчей. И даже у валирийского есть в основе языки, на которых говорят на других континентах.

– Это расширение мира в глазах читателя?

– Да, потому что читатель видит те языки, которые он не поймёт, если не будет учить. Он расширяет понятия, потому что идут другие типы языков, не те, к которым мы привыкли. Мы привыкли к порядку «подлежащее – глагол – дополнение»*, а там нам предлагают элементы конструкций, которые не относятся вообще к флективным языкам, к аналитическим языкам или синтетическим.

Хотя где-то там у Мартина мелькали заимствования из украинского, я помню.

– Вы сказали, что языки могут быть из разных языковых групп, и что некоторые из них могут быть понятны без перевода, некоторые наоборот, нужно учить. Как они функционируют вне книги? Условно говоря, когда книга написана, как воспринимают её фанаты?

– А это зависит от того, сколько фанатов. Все же знают, что на квенья люди разговаривают совершенно легко, пишут стихи, песни и чего только не делают. Клингонский вообще где-то в Америке преподают в университете. Не помню, чтобы преподавали вулканский и ромуланский, но и у них есть сайты, где можно их поучить. Валирийский тоже начинает получать распространение, потому что очень красиво на нём говорит Дейенерис – и сама красивая, и говорит красиво. То есть тут, как и у любого языка, всё зависит от аудитории: если аудитория большая, то найдутся гики, которым захочется на них поговорить, которые начнут строить энциклопедии, писать стихи или песни, исполнять их и так далее, и в итоге язык распространится. Если у книжки десять читателей, они могут, конечно, постараться между собой поговорить, но вряд ли у них это выйдет.

– И распространению помогают различные справочники…

– Конечно, помогают. Если человек заинтересовался, что это за слово, что это за ругательство Дейенерис говорит надсмотрщику за рабами, то он лезет в интернет, а тут – бац – словарь высокого и низкого валирийского. Человек пошёл изучать, естественно, ему стало интересно, потом он пошёл на форум, потом стал разговаривать с другими любителями языков, и тут пошло распространение.

– Напоследок, хочется спросить: создавали ли вы сами язык?

– Я пыталась, но пока что с переменным успехом. Где у меня вообще язык? А ну да, я пыталась сделать что-то на основе бретонского и ирландского для эльфов. Ну, на уровне нескольких фраз прокатывает, дальше уже хуже. Мне нужен, как Мартину, какой-нибудь лингвист, который сядет и на основании семи слов из книжки создаст целый язык. Но Мартин, по-моему, этому лингвисту до сих пор не заплатил.

– Я помню, что был специальный лингвист, который создавал язык на’ви для «Аватара».

– Это не один и тот же, кстати? Сейчас не вспомню, но есть такие товарищи, которых хлебом не корми, дай посоздавать новый язык. Причём, теперь, во-первых, им за это платят, а во-вторых, они даже не обязаны создавать язык как средство коммуникации. Им не обязательно заставлять людей на этом языке говорить, как на эсперанто. Достаточно создать язык и продать его продюсеру, а дальше уж как получится. Поэтому человек может свою лингвистическую страсть удовлетворять за государственные деньги.

– Что, с другой стороны, не так уж и плохо.

– Совершенно неплохо. Отличное творчество, мозги развивает, помогает от болезни Альцгеймера. ■

Интервью подготовила

Эльнара Ахмедова